Приключения Петрушки (илл. Л.Владимирского)

Фадеева Маргарита Андреевна

— Вот и хорошо, — обрезал мастер Трофим. — Не будешь судьей — будешь обыкновенной куклой. Станешь трудиться, как все.

Трофим закрыл ему волосами второе лицо, вставил в туловище кусок плотного, негнущегося картона, пришил глаза и легонько подтолкнул к двери.

— Иди, иди. Теперь все в порядке.

— А говорить… Как я будут говорить? — прошамкал рот на спине. Сделай мне рот на прежнем месте. Я буду хорошим.

— Ладно. Может быть, и вправду подобреешь, — махнул рукой Трофим и выполнил его просьбу.

Судья даже не сказал «спасибо», выбежал из камеры.

Мастер

остался один, но он не привык сидеть без дела, и ему было очень тоскливо. «Как жаль, что я быстро закончил судью», — посетовал он.

Трофим уселся на кровать, стоявшую в углу, и задумался о том, где сейчас Петрушка, и как плохо, что он, отец, не может выручить из беды своего единственного сына.

В таком раздумье и застали его стражники. Они принесли ящики с ватой, сукном, нитками и мягкое кресло.

— Царь приказал прислать кресло, чтоб тебе было удобно работать. Шей больше солдат. А кровать велел вынести. Чтоб ты не спал, а работал днем и ночью.

Потом в камеру внесли лист бумаги в золотой рамке, повесили на стену.

Во всем царстве никто не хотел рисовать Формалая, поэтому вместо портрета во всех учреждениях красовалась собственная формалаевская подпись.

— Не нужна мне его подпись, и не буду работать на него. — Мастер подошел к стене, перевернул рамку с подписью и на обратной стороне нарисовал красивую розу.

НА КОСТРЕ

Три дня сидели Петрушка с Аленкой в подземелье. Каждое утро Распорядитель праздников и приемов приходил проведать, вышивается ли портрет Формалая, и каждое утро находил на полотне безобразное изображение правителя.

— Хватит, — остановил его Формалай, когда он в третий раз доложил об этом, — пора наказать их. Пусть сейчас же на площади сложат большой костер.

Все садовники, дворники, парикмахер и даже Копилка были посланы за хворостом. И в полдень, когда солнце весело сияло в голубом небе, когда в тенистых садах и в рощах по берегам речки пели птицы, Петрушку и Аленку вывели на площадь, где был сложен огромный костер. Двух друзей поставили на помост, сооруженный из окрашенных в черный цвет досок и бревен.

Рядом, всего в нескольких метрах от помоста, возвышались золоченые подмостки с троном Формалая, на котором уже восседал правитель. Он важно поглаживал свой тугой живот и оглядывался по сторонам: все ли жители пришли посмотреть на казнь? Пусть видят, как он расправляется с непокорными, и боятся Формалая. А жителей было целое море. Одни стояли поникшие, опечаленные, другие размахивали руками, кричали, но что — понять было невозможно.

Царь еще раз огляделся и махнул рукой. Сидевший на корточках по правую руку от трона Хранитель царской памяти поднялся и в знак того, что начинает говорить о важном деле, снял белую чалму. Площадь затихла.

— Слушайте! Слушайте! — выкрикнул он. —

Сегодня здесь, на площади, будут сожжены сын мастера Трофима Петрушка и дочь кузнеца Игната Аленка. Наш мудрый Формалай приказал наказать их за то, что они нанесли непоправимый вред великому кукольному государству. Мастер Трофим не выполнил задание Формалая и обманом посадил на трон своего сына Петрушку. За это преступление Петрушка будет сожжен на костре, а его отец навечно заключен в тюрьму. Дочь кузнеца Аленка не вышила портрет нашего уважаемого правителя. И за это она сгорит на костре вместе с Петрушкой. Запомните! Запомните!

Если бы Петрушка стоял на помосте один, он давно бы заплакал, закричал, а может быть, стал бы просить царя, чтобы тот его помиловал. Но рядом с ним была Аленка, и Петрушка хотел выглядеть рядом с ней сильным и смелым. Он держал девочку за руку и тихо говорил:

— Не плачь, Аленка, может быть, кузнец Игнат спасет нас с тобой. Ведь ты знаешь, что он на свободе.

Аленка перестала плакать и вместе с Петрушкой стала смотреть: не увидит ли вдруг сильную фигуру Игната или его друзей? Но все было напрасно. Вероятно, Игната не было в городе. Зато девочка увидела в толпе Матрешку и ее дочерей. Они ободряюще улыбались, как будто хотели сказать: «Держитесь, мы вас спасем!» Но ни Петрушка, ни Аленка не надеялись на это. Им не верилось, что Матрешки могут оказаться сильнее злого Формалая.

И тут Матрешка-мама заголосила:

— Батюшки! Несправедливость-то какая! Детей сжигают.

— Несправедливость! — хором затянули все Матрешки. — Детей сжигают!

Толпа заволновалась.

— Молчать! — вскинулся Формалай.

Матрешки не унимались.

— Взять их и тоже сжечь! Я никому не позволю защищать моих врагов.

Матрешек схватили и поставили на помост.

Аленка заплакала еще сильнее. Было жалко Матрешек. Из-за них попали в беду эти верные друзья.

С помоста Формалая раздался снова голос Хранителя царской памяти.

— Слушайте! Слушайте! Наш добрый Формалай хочет оказать милость. Он исполнит их предсмертную просьбу.

— Да, я исполню вашу просьбу, — сказал правитель, поднялся с трона и спросил: — Говорите, чего вы хотите.

Аленка не могла выговорить ни слова. Ей уже казалось, что она чувствует, как языки пламени добрались до нее, и она пылает, как маленький факел; а неунывающий Петрушка громко ответил:

— Я хочу пить и песню спеть.

Формалай распорядился, и повар принес мальчику кувшин с водой. Петрушка нагнул кувшин и приложился к нему ртом.

Вскоре кувшин опустел.

— Еще хочу, — потребовал Петрушка.

Ему принесли еще кувшин.

«Мальчик, а как много пьет», — с удивлением отметил царь и почесал в затылке.

— Напился, — сказал Петрушка. — Теперь буду песню петь. Самую веселую выберу.

Формалай милостиво кивнул.

Петрушка подбоченился, протянул руку в сторону царя и начал:

Царю голову чинили, Гайки, винтики вкрутили. И работает с тех пор В голове его прибор.