Приключения Питера Джойса
Шрифт:
— Всю жизнь буду молиться за этого человека.
— За Питера?
Чуть заметная улыбка:
— И за него тоже — я видела его на площади. Нет, я говорю о палаче.
— Тебе было не очень больно?
— Плеть свистела, как буря. Я думала, рассечет спину до костей. Но это походило на удар коровьего хвоста, когда корова отгоняет мух.
— Истинное чудо! — восхитилась Анна. — И следов никаких не осталось!
— Да… это было чудо. И он еще просил у меня прощения, говоря, что не знает иного ремесла, чтобы прокормить семерых детей.
Бабка опять тихо улыбалась. Это показалось мне загадочным, и я решился спросить, как она себя чувствует. Она обратила ко мне посветлевшие глаза:
— Как человек, впервые познавший
— Еще бы! — прорычал я. — Всего ожидал от стонхильцев, но такого свинства…
— Нет, Бэк. В гордыне своей я воображала, что все погрязли во тьме и нечести, когда же я пала, как Иов [61] , господь открыл мне не только глубины людской злобы и жестокости, но и высоту человеческого великодушия. К синякам лучше всего приложить подорожник, мой мальчик. Кажется, я причинила тебе слишком много огорчений?
61
Иов — библейский персонаж, верность которого бог испытывал всевозможными бедствиями и болезнями.
Так никогда еще она со мной не говорила! Я чуть не бросился ей на шею — от этого малодушия меня спасло лишь громкое пение во дворе. «Мои поля — открытая дорога» пели фальшиво, но с чувством двое мужчин.
— Впусти ты их, Бэк, — кротко сказала бабка.
Пьяных?! Да что с ней сталось? Я открыл дверь. Иеремия Кэпл поспешно отступил и улизнул — наверное, спать к овцам; вошел один Питер, пьяный, как бочка джина. На его некрасивом лице засохли кровь и грязь, левая рука, обмотанная тряпьем, висела на ремне, перекинутом через шею. Качаясь, он блаженно улыбался и смотрел на мою бабку, прямо скажу, с неприличной нежностью. Вдруг по его лицу прошла судорога боли. Он быстро заслонил его рукой и пробормотал как в бреду:
— Нет, не изменилась эта грешная земля! Тот же столб… та же свора орущих дураков… Обнаженный клинок — единственно понятный для них аргумент, а ведь прошло столько лет! Быть может, новая земля, новый мир… или я опять заблуждаюсь?
Бабка смотрела на него так, точно он ей родным приходится, что, с моей точки зрения, не совсем ей приличествует. Жалость слышалась в ее голосе, когда, тронув его за рукав, она сказала:
— Мистер Джойс, это бедные темные люди, и не судите их строгим судом. Но в Стонхилле мне оставаться больше нельзя. Теперь в мой дом будут тыкать пальцами: «Здесь живет та самая вдова, которую высекли плетью…» А главное, тут не дают свободно мыслить и веровать. Не возьмете ли нас в ту страну, о которой столько говорят?
Когда я вспоминаю, как все это завертелось этакой сногсшибательной каруселью, так одному дивлюсь — неуклонному тяготению событий к общей развязке. Как будто все было заранее подстроено: и скандал в церкви, и кража бусса, и мятеж коттеджеров, и суд, и драка на площади. Нет, определенно так захотел главный распорядитель — милорд сатана! Но вот загадка для меня: он или господь бог подкинул нам Питера Джойса?
Осталось положить последний штрих на всю картину. Утром за мной прискакал Ален Буксхинс, посадил меня на свою лошадь и доставил в Соулбридж — Питер ушел туда еще раньше.
В Соулбридже царила невообразимая суматоха. Шестерка горничных с кудахтаньем носилась взад и вперед, Джон де Холм их подгонял; садовник, конюх и прочие слуги неизвестно зачем таскали ковры и мебель с места на место. Сам Патридж был озабочен и напустился на меня с бранью за то, что я опоздал.
— Сэр Роджер, — сухо сказал я, — Бакстер Хаммаршельд больше вам не слуга. Потрудитесь уплатить мне жалованье, которое…
Он замахал руками: потом, потом! — и, сунув мне стопку бумаг, потащил в главный холл. Там за столом уже восседали плимутский агент м-р Уриэл Уорсингтон, Питер и еще два каких-то джентльмена. Скорыми шагами вошла леди Элинор —
— Ну, Патридж, — начала леди совершенно бодрым голосом, — поздравь: разорилась дотла. Черт побери, жизнь — такая бесцеремонная штука! Сейчас же, не мешкая, продаю тебе Соулбридж со всеми потрохами, зачем вас и пригласила. За эту паршивую голландскую посудину с меня содрали такой штраф, что всего Соулбриджа не хватит расплатиться.
Мы разинули рты.
— А ведь как началось хорошо!.. — мечтательно вздохнула леди Элинор.
Мы услышали подробный рассказ о том, как неблагоразумно являться в порт на украденном судне, которое там с нетерпением ожидают его владельцы. Голландцы подоспели в Плимут на наших лошадях, а леди задержали в пути противные ветры, и когда она после многих трудов и невзгод бросила якорь в порту, ее встретила целая делегация: и мэр, и шериф, и бейлифы [62] , и даже голландский посол. Но больше всего леди Лайнфорт почему-то обиделась на… английскую королеву.
62
Бейлиф — судебный пристав.
— Подумайте, — говорила она с оскорбленным видом, — когда-то на приеме я осведомилась, почему ее величество так обожает католических попов — из-за их кружевных юбок, что ли? Смазливая француженка-королева теперь припомнила мне это. Она сказала, что по мне плачет веревка! Хорошо еще, что в адмиралтействе сидит один из Соулбриджей — уж не знаю, кем он мне приходится. Он посоветовал мне немедля убираться из Англии куда-нибудь, хоть к людоедам. Джентльмены, далеко ли ваша Америка?
— Месяца полтора-два пути, — объяснил мистер Уорсингтон и добавил, что в Америке миледи будет вне опасности. Компания берет на себя все, в том числе ходатайство об отмене или отсрочке приговора. А раз манор перейдет в другие руки, печать шерифа его не коснется.
— Я слышала, там есть золото? — спросила леди Элинор, раздувая ноздри.
— Есть многое лучше золота, миледи, — вмешался Джойс. — Маис, рыба, пушнина, лес, табак…
— Табак — это хорошо: он в цене, — заметила леди Лайнфорт. — Остальное меня не интересует. А кто будет им заниматься — мои бездельники, что ли?
Агент сказал, что можно купить черных невольников или через плимутскую компанию нанять по контракту английских переселенцев, а то и каторжников.
— Решено: еду! — хлопнув в ладоши, весело сказала леди Элинор. — И без промедления, иначе сюда нагрянут помощники шерифа с бейлифами, и вся эта чертова свора засадит меня в каталажку, пока не выплачу штраф. По-моему, королю Чарльзу не повезло с «корабельным налогом», вот он и дерет с кого может. В путь, джентльмены!
С этого времени я только и слышал: «Бэк, бумаги! Бэк, подписи! Расписки, печати!» Было непонятно, кто я такой: клерк манора, клерк плимутской компании или судовой клерк — да, уже стало известно и судно, на котором мы отплывем, оно называлось «Красивая Мэри». Но провалиться мне, если я знал, кто будет платить мне жалованье! А ведь нам с бабкой предстояло раскошелиться не на пустяк — на двадцать фунтов стерлингов штрафа, да и переезд обойдется недешево. Продавая дом, часть скота и инвентаря, бабка отчаянно торговалась с Патриджем из-за каждого фартинга, а тот… где там былая любезность, улыбки, поклоны! Этому пройдохе неслыханно повезло. Он не только почти даром положил себе в карман Соулбридж — к нему отходили и земли отбывающих в Америку переселенцев, в том числе надел моей бабки. Коттеджеров он согнал с болота, и многие, прежде не думавшие ехать, смирились и подали прошение плимутской компании.