Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
Шрифт:
— А? каков у меня сынишко? с какими людьми ведет знакомство! Давно ли перестал учиться? Думал, вот надо хлопотать об определении на службу, просить добрых людей, кланяться… ан он сам себе добыл место; да еще какое! по особенным поручениям! и как пошел-то!.. Кажется, я говорил вам, что он на днях сделан действительным членом общества любителей садоводства?
— Как же, Памфил Федосеевич, знаю: я уж просил его, чтоб он для моего садика снабдил меня разными семенами.
— Э-гэ! вишь ты какой! Даст, братец, не бойся; я сам ему напомню.
— Уж как одолжите-то!
— На всех литературных вечерах бывает; не из последних: недаром все сочинители назвались к нему на вечер,
— Когда ж это?
— Сегодня.
— Ей-богу? Это… я вам скажу!
— А?
— Да, любопытно взглянуть на сочинителей; я хоть и много читал, почти все сочинения; но читать все не то. Я читал вот и Полевого, [34] Булгарина [35] читал, читал вот Кота бурмосеку, [36] как бишь его? Сейчас припомню… а вот не знаю, кто переводит Поль-де-Кока [37] … Это штука! Возьмешь книгу — не оставишь.
34
[34]Полевой Н. А. (1796–1846) — журналист и беллетрист, издатель прогрессивного журнала «Московский телеграф» (1825–1834), закрытого по распоряжению министерства полиции.
35
[35]Булгарин Ф. В. (1789–1859) — редактор реакционной газеты «Северная пчела»; журналист и беллетрист, известен прямыми доносами в III Отделение на писателей прогрессивного лагеря. Имя его стало символом политической продажности, литературной полицейщины.
36
[36]«Кот бурмосека» — повесть Ушакова В. П. (1789–1838), беллетриста 30-х годов.
37
[37]Поль де Кок (1794–1871) — французский беллетрист, автор фривольных романов.
— Так если, господа, хотите видеть сочинителей — милости прошу, мы их вам покажем. Миша поехал уж покупать библиотеку.
— Библиотеку для чтения? [38]
— Э, нет, брат, нет, Григорий Иванович: ты возьмешь книгу, другой возьмет, третий — шкаф и пуст. А сыну нельзя без книг. А вот что я тебе скажу, уж извини; как соберутся, я тебя вперед и выставлю; ты заводи с ними разговор о книгах: ты в этом деле знаток, так и мне ловчее будет слово приставить.
— Нет, Памфил Федосеевич, как-то конфузно заводить разговор.
38
[38]«Библиотека для чтения» — журнал «словесности, наук, художеств, промышленности, новостей и мод», издававшийся с 1834 по 1865 год в Петербурге.
— Нет, сделай одолжение!
— Нет, право, конфузно; пожалуйста, не заставляйте!
— Нет, уж как хочешь!
— Не знаю, отставной ли мундир надеть, или просто в партикулярном фраке?
— Генералы, братец; я думаю, пристойнее в мундире; я сам надену мундир; с коронации не надевал, да нечего делать.
— Так прощайте покуда, Памфил Федосеевич: мне надо купить еще темляк, да и шляпенка очень стара…
— Ах ты, господи! — вскричал Памфил Федосеевич, — совсем из головы вышло!
— Что такое?
— Степанида Ильинишна уехала; а я и позабыл сказать ей, чтоб купила английской-то соломки!
— Для чего вам английская солома?
— К чаю, братец!
— Как, к чаю?
— Как, к чаю! ну, просто к чаю, вместо хлеба и сухарей.
Лукьян Анисимович пожал плечами и посмотрел на Григория
Григорий Иванович понял и покачал головою.
— Уж лучше с мякиной, чем с соломой, Памфил Федосеевич, — сказал Лукьян Анисимович, ставя трубку на окно и взявшись за шапку.
— И этого-то ты не понимаешь! Едал пирожное кудри?
— Это знаю.
— Ну, так царские кудри похожи на кудри; а это на солому.
— А! стало быть, это пирожное?
— Не пирожное, а просто из теста или из муки сделана солома, а ее едят с чаем.
— Что не выдумают; а все англичане. Я и чай с маслом чухонским однажды попробовал — очень недурно. Так прощайте, Памфил Федосеевич.
— Прощайте, Григорий Иванович.
— До свидания.
— До свидания, Лукьян Анисимович.
Между тем как Памфил Федосеевич занялся рассматриванием своего мундира, сынок его приехал в книжный магазин и потребовал сочинения всех русских литераторов.
— Вам, верно, составлять библиотеку? — спросил книгопродавец, человек с книжным смыслом, который понимал достоинства литературных произведений и, вероятно, знал, что и книги, как людей, по платью встречают, а по уму провожают; что рост и дородность есть достоинства более всего замечательные; что самая занимательная и ходкая книга есть или шут, или забавник, или враль, или любезник, который говорит очень мило пошлости; или рассказчик-сплетник, который выносит сор из избы и взводит на всё и на всех небывальщину; или выглядывающий колдуном, падшим ангелом, на которого находит стих, смущающий душу; или, наконец, какой-нибудь модник, который весь не свой.
— Вам, верно, составлять библиотеку?
— Именно.
— Так вот Ломоносова сочинения, Державина, Сумарокова.
— Э, нет, мне этих не нужно.
— Так какие же сочинения всех литераторов? Может быть, «Сто литераторов»? [39] Вышел только один том.
— Дайте мне сочинения всех московских литераторов: Загоскина, Погодина, Полевого.
— Полные сочинения?
— Полные.
— Налицо всех нет теперь, в палатке; да вам, чай, нужны в переплете; так дня через два будут готовы.
39
[39]«Сто литераторов» — название сборников, выходивших в издательстве А. Смирдина; первый том вышел в 1839, второй — в 1841, третий — в 1845 годах.
— Нет, мне сегодня нужно.
— Так не угодно ли взять, что есть налицо. Да ведь московского нынче нет ничего нового. Вот не угодно ли новый роман К…?
— Нет, К…а мне не нужно.
— Прекрасный роман, в четырех частях. Он теперь здесь, в Москве.
— В Москве? неужели? Ах, мне надо с ним видеться; где он стоит?
— В гостинице «Европа».
— Так положите и роман К-…а; да поскорее, мне некогда.
— Сию минуту; да уж позвольте иные в бумажке положить: это все равно-с лучше переплести, когда поизорвутся.
— Хорошо; или нет… Впрочем, пожалуй.
Книгопродавец понял, с кем имел дело. Он навязал огромную кипу московского литературного хламу, подкрасил несколькими романами и повестями известных писателей, составил счет на двести пятьдесят рублей; взял деньги, низко поклонился доверчивому покупщику и сам вынес книги в коляску.
Михайло Памфилович заехал еще во французский магазин, купил несколько изданий illustr?s с политипажами, [40] и потом помчался в «Европу».
40
[40] Политипаж — старинное название гравюры на дереве, отпечатанной в книге.