Приключения, почерпнутые из моря житейского

Вельтман Александр Фомич

Успокоив ее, Иван Данилович принялся составлять микстуру; составил и побежал на другую половину. Двери заперты; никого нет.

Он в переднюю, и в передней пусто. Он опять к дверям, постучал легонько – никто не отвечает.

– Что ж это значит?

Вышел на крыльцо. Видит, что Трифон запирает ставни.

– Трифон, где люди?

– Какие?

– Да вот… ваши, – проговорил Иван Данилович.

– Какие наши? Господские-то? Уехали с барином.

– Как уехали?

– Да

так, как уезжают. Барин поехал в Москву, и они за ним.

– А госпожа?

– А госпоже-то здесь, что ли, остаться одной?

– Да ведь она больна.

– Ага; ее так-таки сам барин под руки в карету посадил.

– Да скажи пожалуйста… Как же это… – продолжал расстроенный этой новостью Иван Данилович.

– Как, как?

– Да скажи пожалуйста… ведь… да что ж барин сказал, уезжая?

– Ничего не сказал. Он такой был, что-то не в духе. Чуть-чуть было не прибил кучера за то, что лошади дернули, как он сажал госпожу-то в карету.

– Хм! – произнес Иван Данилович, задумавшись и возвращаясь в свои комнаты. – Машенька, помещик-то уехал в Москву; что ж ты мне ни слова не сказала?

– Да и я не знала, мне только сейчас сказала Татьяна; я спросила, что ж не подают чай, а она говорит: «да кому ж подавать-то: буфетчик уехал с барином».

У Ивана Даниловича руки опустились.

– И все уехали, и повар уехал, и обеда не готовили… я не знаю, что ж мы будем обедать?… – сказала смущенная Машенька, смотря на Ивана Даниловича.

– Что ж это такое, – проговорил он, – я уж этого и не понимаю?… Верно, она опасно заболела… Он, верно, сделал какие-нибудь распоряжения… Пошли Татьяну за управляющим Васильем.

– Ох, подите вы! пойду я к этому озорнику! – отвечала Татьяна.

Иван Данилович отправился сам.

Управляющий Василий был не что иное как дворовый человек, которому поручено было собирать и доставлять к барину оброк с именья.

– Барин уехал? – спросил Иван Данилович.

– Уехал, – отвечал Василий, который привык только с барином и при барыне говорить по-человечески.

– Он… говорил насчет меня что-нибудь? – продолжал Иван Данилович.

– Что такое-с?

– Насчет положенья… обо мне?

– Об вас? Никак нет, ничего не говорил, – отвечал Василий, посмотрев искоса на Ивана Даниловича.

– Это странно!

– Да вам подводу, что ли, ехать отсюда?

– Какую подводу, когда барин твой предложил мне быть медиком при этом именье.

– При этом именье? – повторил Василий подозрительно. Ему тотчас же пришло в голову опасение, чтоб Иван Данилович не сделался в имении господским глазом.

– Да, при этом именье. Он сказал, что мне будет доставлено здесь все необходимое.

– Не знаю;

тут у нас ничего нет.

– Каким же это образом? Мне нужна провизия, и по крайней мере кухарка.

– Этого уж я не знаю.

– Но, вероятно, барин забыл отдать тебе приказ.

– Не знаю; у нас провизии никакой тут нет, ни заведений нет никаких, – пробормотал Василий под нос себе, зевая.

– Я напишу к барину, а между тем мне нужно что-нибудь есть, – сказал взволнованный Иван Данилович.

– Этого уж я не знаю, – повторял Василий с убийственным равнодушием.

В отчаянии и недоумении что делать, Иван Данилович возвратился в дом.

– Забыл распорядиться насчет меня! Это ни на что не похоже! – крикнул он, хлопнув фуражку на стол, – что мы будем делать?… Это ужас!… Наконец, что-нибудь есть надо, а тут никакой даже провизии!…

Но Марья Ивановна кое-как распорядилась уже о чае к обеде. Сама поставила чайник, Татьяну послала купить на селе курицу, масла, молока, каких-нибудь овощей.

– Что ж ты беспокоишься, что за беда такая, что забыл, – говорила Марья Ивановна в утешение мужу, – и ты, я думаю, забыл бы все, если б я, избави бог, опасно заболела. Напиши к нему, вот и все. Он и пришлет приказ управляющему отпускать нам все, что нужно.

– Напишу, – проговорил Иван Данилович, – да это… все-таки неприятно… сесть на мели!… Если б знал… черт бы меня принудил подавать в отставку!… да еще и Филата отпустили…

– Полно, пожалуйста, как тебе не стыдно говорить такие вещи!…

– Да, говорить!…

Утолив свой голод стряпаньем Марьи Ивановны, Иван Данилович успокоился.

– И в самом деле, – сказал он, – с таким капризным чертом, как его жена, не трудно все забыть. Я ему напишу.

Иван Данилович написал что следует к Чарову, послал письмо к управляющему, чтоб отправить к барину, но управляющий отвечал, что ему не с кем посылать.

Иван Данилович принужден был нанять посланца.

Ждет ответа неделю, две. А между тем настали сильные дожди. Стены отсырели, текут, холод в комнатах ужасный.

– Любезный, здесь жить нельзя, – сказал Иван Данилович, призвав Трифона, – отведи, пожалуйста, другие комнаты.

– Об этом уж извольте написать барину: без его приказу я не смею, – отвечал Трифон.

И вот новое письмо к Чарову.

Проходит месяц, ни ответа, ни привета. А между тем деньги на исходе, а жалованья не из полку ждать.

Иван Данилович и Марья Ивановна в отчаянии. Начинают уже припоминать счастливое житье-бытье в полку, вспоминать Филата и его слова.

– Вот оно, душа моя, – повторяет Иван Данилович, – Филат-то правду сказал, что выйдет болтун.