Приключения Полынова (сборник)
Шрифт:
Что?
Не составило труда сообразить, откуда в сновидении взялся Дон-Кихот и в чем смысл его ответа. То была всего лишь фантастическая проекция недавних слов Зеленина, который обожал парадоксы. «Знаешь, что странно? — сказал он тогда Конкину. — В старину так много писали о «чудесах техники» и не замечали куда больших чудес искусства». — «Каких именно?» — полюбопытствовал Конкин. «Да самых обычных. Кого ты, например, лучше знаешь — Гамлета или Шекспира, Дон-Кихота или Сервантеса, Робинзона Крузо или Дефо? Кого мы лучше представляем, кто для нас
Выходит, эти слова затронули что-то глубокое, раз они всплыли во сне. Но при чем здесь четкий нетерпеливый сигнал «проснись!»?
Разгадка, сколько Конкин ни думал, ускользала. Он знал, что в таких случаях надо сделать. Забыть, переключиться! Тогда ответ будет искать само подсознание и, возможно, найдет.
А начать следует с обычной разминки, сегодня она особенно кстати.
Сообразив, кто именно сейчас бодрствует, Конкин ткнул кнопку вызова.
— Приятного пробуждения, брат моллюск! — тотчас плеснулся из динамика веселый голос Зеленина.
— Старо, — ответил Конкин, одеваясь. — Было.
— Где? Когда? — встрепенулся голос, и Конкин живо представил, как над изумленным глазом приятеля косо взметнулась бровь, как дрогнула рука с неизменно зажатым в ней миниатюрным компьютером.
— Впервые образ корабля-скорлупы и, следовательно, людей-моллюсков возник в одном фантастическом рассказе двадцатого века, — отчеканил Конкин. — Было. Старо. Лежит на поверхности, как всякая явная ассоциация.
— Эрудит несчастный… — сокрушенно вздохнул голос. — Ладно, твой ход.
— Слово «Конкин». Неявные ассоциации, пожалуйста.
— Двугорбый верблюд! — мгновенно выпалил голос.
— Кон-кин, — медленно повторил Конкин. — Пауза посередине, перегиб, верблюд. Лежит на поверхности.
— Да, пожалуй, — нехотя согласился Зеленин. — Тогда утюг!
— Как?
— А-а! Не видишь ассоциации?
— Нет…
— Конкин — конка… Улавливаешь?
— Не припомню такого слова…
— Значит, есть эрудиты получше тебя. Кроме Киба, само собой… Конка — это такой древний, на лошадях, влекомый по рельсам транспорт. Нечто архаичное, движимое мускульными усилиями, неповоротливое. Как утюг.
— Здорово! — восхитился Конкин. — Второе ассоциативное производное, это не банально…
— Тем и живем, — с гордостью сказал Зеленин и отключился.
Конкин покачал головой. Подобная и вроде бы несерьезная гимнастика ума была для него, как и для всех, в той же мере развлечением, в какой и жесткой, привычной, как дыхание, необходимостью, ибо давно прошли те времена, когда избавление кораблей от ракушек почиталось проблемой, но мало кто задумывался, сколь опасна в быстроизменчивом мире прогресса короста въевшихся стереотипов.
Однако тайная надежда, что эта
«Забыть, забыть!» — напомнил себе Конкин.
Мысли Конкина, когда он переступил порог обсервационной, были — так ему, во всяком случае, казалось — обращены исключительно на дело.
Сигнал о появлении в зоне видимости неизвестного тела он заметил тотчас. Быстро вгляделся в роспись цифр на табло. Из-за колоссальной удаленности объекта их точность оставляла желать лучшего, и все же сомневаться не приходилось: обыкновенный метеорит! Правда, крупный и, очевидно, железный. Так отражать радарные импульсы мог бы, предположим, чугунный утюг.
«Почему утюг? — удивился шальному сравнению Конкин. — Ах да! Зеленинская ассоциация застряла…»
Он улыбнулся. В Пространстве можно было, чего доброго, наткнуться на выход в иное измерение, на причинно-следственную флюктуацию, но только не на утюг. Зато метеорит был в нем такой же банальностью, как змея в лесу. Конкин слегка скосил взгляд. Ну конечно! Как ни далеко находилось тело от корабля, как ни расходились их траектории, Киб держал его в прицеле аннигилятора. На всякий случай… Такие вопросы безопасности Киб решал сам. И мигом занимал оборонительную позицию.
«Как питекантроп при малейшем шорохе. Еще бы! Мы тоже находимся в довольно враждебной среде…»
— Что за объект? — на всякий случай спросил Конкин.
— Метеорит класса Z-2, достоверность определения девяносто пять процентов. — Голос Киба, как всегда, зазвучал так, словно невидимый собеседник находился рядом. — Параметры…
— А вдруг это змея? — неожиданно для себя пошутил Конкин и тут же отметил, что это скорей всего дань тому, утреннему…
— Со змеей объект не коррелируется ни по одному параметру, — прозвучал бесстрастный ответ.
Нет, юмором Киб не обладал. Зато он знал, что такое «змея». И что такое «конка», он тоже наверняка знал. Чего только не знала, не могла, не умела эта новая модель искусственного интеллекта! Пожалуй, ее способности не были до конца ясны самим создателям, поскольку эта машина обладала чем-то вроде подсознания.
Вздохнув, Конкин вместо того, чтобы забыть о метеорите и заняться текущей работой, спросил:
— Через какое время ты потеряешь метеорит из виду?
— Через семнадцать минут сорок девять секунд, — ответил Киб.
— Ничего нового о нем, конечно, узнать не удастся…
— Только в случае изменения курса. Будет такой приказ?
Еще чего! Изменить курс звездолета ради какого-то метеорита — все равно, что остановить поезд из-за придорожного цветочка. А жаль. Как хорошо сейчас было бы прогуляться по шершавой, в матовых вздутиях поверхности космического странника, нарушив однообразие будней, покружиться над изломами темных скал, рукой в перчатке тронуть незнакомую твердь…
У Конкина даже ноги заныли от томительного и сладкого предвкушения прогулки.