Приключения порученца, или Тайна завещания Петра Великого
Шрифт:
– Могу ли я с тобой о делах поговорить один на один – мои люди у кибиток постоят, а твои пусть отойдут, а мы сядем и поговорим.
– Ну что ж, входи гость, садись, отведай нашей скромной пищи – подал знак и мужчины отошли к шатрам. Собаки от ярости заходились, лошади никак не могли успокоиться, всё фыркали, становились на дыбы.
– Цыц, проклятые! – Рявкнул Васил.
Собаки отбежали, продолжая брехать издалека.
Наконец всё успокоилось и Савва с Василом приступили к неторопливой беседе. Говорил Савва, Васил пыхтел трубкой, сопел и внимательно слушал. Содержание разговора было таково.
– Чем гостей твоих кормить буду? спросил Васил.
– Не беспокойся, на прокорм получишь годовой оброк и денег на покупку лошадей. Кроме того, даю тебе ещё денег на случай судебных тяжб и на свадьбу дочерям твоим, если они есть.
– Щедр ты барин, значит очень нужно тебе… Может чего ещё у тебя попросить….
– Барро, я забыл сказать тебе, что это не я, а сам царь Пётр просит тебя, а если откажешься или продашь, то милость господина Ралли покажется тебе раем. Скоро он со своим воинством одолеет турок и вся Бессарабия перейдёт под его руку….
– Ой, господин, ты мне не грози, у меня барин есть, ром всегда были в ладу с законом, не гоже нам против власти идти, опасно для животов наших. Мы народ мирный и никогда против власти не бунтовали…
– Ну и не бунтуй, возьми моих людей на месяц-другой, и получишь бакшиш.
Васил замолчал и несколько минут сидел задумавшись, пыхтя трубкой.
– А что за женщина серва рома у тебя, как ты её нашёл?
– Выкупил в Стамбуле на невольничьем рынке. Говорит, что дочка Дурицкого булибаши. Молодая ещё, пятнадцати нет. Девка не троганая, так что позору не жди. А мальчонку черномазого береги пуще сына своего. За него весь табор ответит головами вашими черноголовыми…
К костру подошла старуха с трубкой, мать Васила.
– Не слушай его сынок, гони прочь этого гаже, не гоже нам ромам против власти идти. Горя нахлебаемся….
– Помолчи старуха, здесь дела мужские. Помолчав добавил– сейчас поспите в кибитке, а утром совет держать буду.
Распрягли лошадей, и устроились на ночлег. Табор постепенно отошёл ко сну.
Утром всё мужское население табора собралось на совет. Согласно обычаям, решение такого важного вопроса могло быть принято только общим собранием всех мужчин табора.
– Так что, ромалэ, как поступим, возьмём людей к себе? – вопрошал Васил.
– Так ведь, если господин Ралли прознает, не сносить нам головы.
– А если царь Пётр сюда придёт, или мы захотим в Россию перекочевать, то нам ещё хуже будет?.
– А если турки прознают?
– А вы не болтайте лишнего и не прознают.
– А как пересчитывать будут, да оброк собирать, а у нас люди неизвестные?
– В общем скажу так – заключил Васил, – И так беда и эдак. Нет у нас выбора. Этот господин в дружбе с барином, всё равно беда нам будет. А уважим, глядишь и деньги появятся, да и в России сказать сможем, что царю помогали, что б оброк снизил и свободно кочевать разрешил. А дел то наших
Цыгане молчали, напряжённо обдумывая слова барро.
– Добро говоришь, Васил, как сказал, так и сделаем, заключил Иона, высокий худой ром. Остальные промолчали.
– Ну знать так тому и быть заключил Васил.
Через три недели Алексей, Давыд и Абрам вполне освоились в таборе. Поводырь медведя Иона обучил казаков нехитрым приёмам дрессировки, и Алёшка с Давыдом ходили по сёлам, показывала уникальный номер. Алёшка вёл медведя на цепи, тот выполнял различные команды, приседал, кланялся, клянчил денег, потом вдруг внезапно срывался с цепи.
– Помогите, спасаётесь! – кричали цыгане.
Мишка рычал, поднимаясь на задние лапы, пускал слюну, кидался в толпу. Селяне разбегались, женщины и детишки визжали от страха, но тут появлялся Давыд и начинал бороться с медведем. В смертельных объятиях сходились могучий зверь и бесстрашный человек. Толпа взирала на эту схватку с восхищением и страхом. В конце концов, человек побеждал зверя, и Мишку снова сажали на цепь. Номер производил на крестьян неизгладимое впечатление, и они щедро одаривали цыган мелочью.
Земфира ходила вместе с женщинами по хатам, просила милостыню, танцевала, пела и гадала на картах. Она знала много новых для здешних мест гаданий – на любовь, на измену, на потомство. Гадала также на урожай и отводила порчу от людей и скота. Пела и танцевала она не по-здешнему. Её юный возраст, незнакомая речь и особый, с хрипотцой голос вызывали у крестьян доверие и симпатию. Так что выручка была неплохая.
Абрам большую часть времени проводил в таборе, играя с детьми или сидя в шатре. По вечерам он исправно молился и обитатели табора уже перестали удивляться тому, что черномазый мальчонка молится по жидовски. Он обнаружил большие способности к языкам и уже сносно болтал по-цыгански, играя таборными детьми в кости или жёлуди или копошась в пыли.
Жили они все вместе, в одном шатре, что вызывало немало пересудов в цыганской среде. Что бы избежать двусмысленности в их поведении, было решено с согласия Саввы сыграть свадьбу Алёшки и Земфиры, что и было сделано по всем цыганским обычаям. Цыгане прозвали Алёшку на свой манер Олешко или Олеко, а Давыда – Урс – медведь.
Несколько раз Савва наведывался в табор, устраивая проверку. Он и Пётр Толстой гостили у барона Константина Ралли в поместье. Часто за столом у барона они заводили беседы о текущей политике, о шансах сторон в Северной войне.
– Поверьте, дорогой граф, бархатистым раскатистым голосом говорил Ралли (разговаривали они исключительно по-французски) – Догогой ггаф, Повергте, экономические интегесы Госсии находятся исключительно в Бесагабии. Отсюда до пголивов – несколько пегеходов доблестной гусской агмии…
– Нет, позвольте, нам не нужны территориальные приобретения, у вас свои обычаи, свои традиции, нам нужны только выходы к морям, что бы обустроить свою торговлю.
– Неужто вы хотите, что бы славянские и пгавославные хгестьянские нагоды пгодолжали стгадать под игом поганых пгавителей?