Приключения Робинзона Крузо (в пересказе для детей)
Шрифт:
Всегда наготове!
Таким образом, Робинзон пришел к выводу, что самым разумным с его стороны, в случае, если людоеды снова появятся на острове, будет не выходить из укрытия. Тогда они, скорей всего, не догадаются, что на острове кто-то живет…
Однако страх и гнев все равно не оставляли его. Еще реже стал он покидать стены жилища; у него начисто пропало желание расширять свои владения, он перестал стучать молотком, топором, чтобы
«Почему должен я убивать их?..»
Впрочем, уже долгие месяцы, даже несколько долгих лет никаких следов пришельцев он больше не замечал и начинал окончательно успокаиваться. Что ж, вполне возможно, их появление было чистой случайностью и больше никогда не повторится. Во всяком случае, до его нескорой и тихой смерти на этом безлюдном отрезке суши.
Но в наступившем декабре, на двадцать третьем году его мирного пребывания на острове все в одно мгновение изменилось. Жизнь перевернулась! Это случилось, когда ранним утром, бросив, как всегда, взгляд в сторону моря, он увидел поднимавшуюся с берега плотную струю дыма.
«Столб дыма!»
Схватив лестницу, он приставил ее к склону холма, нависшего над жилищем, взобрался на самую вершину, откуда начал разглядывать берег в подзорную трубу и обнаружил источник дыма — костер, вокруг которого сидели девять туземцев. Однако вскоре они поднялись, уселись в свои лодки и отплыли в море.
Когда они скрылись из вида, Робинзон схватил оружие и поспешил на берег. Перед его глазами опять открылась страшная картина: кровь, кости, недоеденные куски человеческого мяса.
Зрелище вновь вызвало в нем приступ необузданного гнева, и он поклялся самому себе, что в следующий раз уничтожит всех до одного людоедов, как только они ступят на берег острова.
Робинзон высматривает пришельцев.
Выброшенный на скалы испанский корабль.
Глава 8. Первый звук человеческого голоса
Теперь все мысли Робинзона направились на то, как поскорее покинуть остров, пока тот окончательно не сделался прибежищем дикарей-людоедов, а его единственный житель не стал их жертвой. Но что он мог придумать? Что сделать?
Как он мечтал о каком-нибудь существе, с кем можно было бы поговорить, кто выслушал бы его жалобы, дал совет! Кто спас бы его! Неужели он не заслужил спасения после такого долгого пребывания в полном одиночестве? Двадцать два года с лишним — это ли не достаточный срок?
Несколько месяцев назад у него зародилась робкая надежда на спасение, когда однажды на рассвете, после страшной ночной бури, он увидел корабль… Настоящий корабль, выброшенный на прибрежные скалы! Немедленно кинулся он к своей лодке, для которой давно уже нашел безопасную бухту неподалеку от своего жилища, и с замиранием сердца поплыл к потерпевшему бедствие судну: вдруг там остался кто-то в живых?
Это была испанская шхуна, судя по всему, основательно потрепанная штормом и уж потом выкинутая на острые скалы. Когда Робинзон ступил на ее борт, то обнаружил там одни лишь мертвые тела тех, кого не смыло в море и кто просто захлебнулся соленой водой. Груза на корабле было негусто, кое-что он свез к себе на берег: несколько мушкетов, ружейный порох, немного провизии — все, что могло пригодиться. К его радости, в живых остался корабельный пес, совершенно обессилевший от страха, голода и жажды. Он стал для него заменой прежней собаки, прослужившей верой и правдой много лет и не так давно скончавшейся у его ног.
Робинзон видит сны.
Самым никчемным из всего груза показались ему тогда несколько мешков золота, которые он все же кинул к себе в лодку. К чему оно, это золото? Что он на него купит здесь, на острове? Свое освобождение? Или еще одно человеческое существо, с кем можно было бы поговорить?..
Он почти не выпускал из рук подзорной трубы и подолгу стоял на вершине холма, откуда глядел на море, на берег внизу. Глядел месяц, глядел год, глядел полтора года… Ни кораблей, ни лодок — ничего…
Как-то утром, проснувшись и заняв свой наблюдательный пост на холме, он увидел причалившие к берегу длинные туземные лодки. Целых пять штук! На них могли приплыть двадцать, даже тридцать человек. Хорошо было бы напасть на них и отбить хотя бы одну пирогу, на которой потом выйти в море и попробовать добраться до того таинственного отрезка суши, который столько времени тревожит его воображение! Или… или сделать еще что-то для того, чтобы приблизить избавление… Но что?.. Что может он один?..
Они опять на берегу!
Он продолжал наблюдать и, подобравшись к другому краю холма, смог увидеть зажженный костер на берегу и пляшущих вокруг него людей. Да, их было не меньше тридцати… А к костру уже тащили двух пленников, одного из которых ударили по голове дубинкой и, умертвив, сразу принялись резать. Смотреть на это было невыносимо, но Робинзон заставлял себя не отводить глаз, он мучительно думал, как поступить, что он должен и может сделать.
Второй пленник, рослый, молодой, судя по виду и по наряду тоже из туземцев — наверное, из вражеского племени, — стоял неподвижно, ожидая своей участи.
И вдруг, сделав прыжок, он с молниеносной быстротой рванулся от них прямо в прибрежную рощу, в сторону, где находилось жилище Робинзона.
Невольно тот вспомнил о своем сне, который видел совсем недавно. Неужели он был вещим и теперь становится явью?
К его удивлению, большинство людоедов продолжало плясать или заниматься своим страшным делом; вдогонку за беглецом бросились всего трое из них.