Приключения техасского натуралиста
Шрифт:
В фольклоре лесистых областей изгородь фигурирует скорее в виде частокола. Английской психологии ближе всего выражение «живая изгородь». В религиозной литературе образ стены подразумевает тысячу метафорических смыслов. В городах изгородь, как таковая, уже никому не нужна, и все же нет-нет да и встретится — как пережиток сельской жизни — в виде декоративного заборчика, огораживающего палисадник.
Сто лет назад на полуострове Кейп-Код школы и общественные здания защищались от наступающего песка плотными заборами из досок. Сегодня глиняные стены берегут от него дома пустынных юго-западных районов. В Новой Англии времен переселенцев кедровые жерди, привозимые с побережья штата Мэн, были так дороги, что тормозили развитие овцеводства: если для крупного рогатого скота достаточно изгороди из двух перекладин, то для овец требуется
Техас — самый нетерпимый к изгородям штат Америки, а я — самый нетерпимый к ним индивидуум в этом штате. Наступление всяческих заборов началось во времена моего детства, и я до сих пор помню это потрясение. Однажды вечером я увидел новехонькую колючую проволоку, протянувшуюся на мили по холмам девственной прерии. Четыре сверкающих полосы оцинкованной проволоки тянулись от одного кедрового столба до другого — ошкуренные и выдержанные до цвета старой слоновой кости, столбы были вкопаны точно через каждые два с половиной метра. Это был мой первый настоящий забор в жизни, и я, широко раскрыв глаза, с удивлением наблюдал за его сооружением. К моему интересу подмешивался страх — до меня так или иначе доносился глухой ропот местного населения в адрес рабочих. Людям, сидящим возле магазина в субботний полдень, вовсе не нравилась вся эта история с какой-то колючей проволокой.
Как-то вечером я долго глядел на странную ограду и даже спать пошел с мыслями о ней. На следующее утро я вскочил с восходом солнца и побежал снова взглянуть на нее. За ночь произошло нечто невероятное. Каждая из туго натянутых вчера проволок была разрезана между каждой парой столбов, и проволока свернулась вокруг них кольцами, придавая всей линии, уходящей за горизонт, жуткий вид фантастического злобного животного, разъяренного настолько, что на нем каждая шерстинка встала дыбом. Лишившись дара речи, я даже не смог позвать кого-нибудь посмотреть, что произошло.
В результате этой выходки среди местных разгорелась старая тлеющая вражда. Были дуэли на пистолетах, были загадочные всадники в ночи, движущиеся такими тесными группами, что по мере их приближения можно было слышать во тьме позвякивание стремян. Однако в конце концов закон и порядок восторжествовали, и забор был восстановлен.
То было время больших пастбищ. Прерии оставались еще девственными. Весной вокруг, до самого горизонта, простирались бесконечные перекаты зеленых холмов, опаленных летом и вконец сухих и бурых осенью и зимой. Оставалось еще много места для погони на лошади за сворой гончих, преследующих кроликов. Но каждый раз, когда собака налетала на один из этих проклятых колючих заборов, от шеи до хвоста распарывая свою благородную спину, во мне вскипал праведный гнев. Я становился на сторону тех, кто тогда разрезал всю эту колючую проволоку, несмотря на порицание из уст моих родителей.
До изобретения колючей проволоки изгороди большой протяженности для полей и пастбищ в холмистых частях плато Эдуардс возводились из камня или жердей. Построить каменный забор было поистине геркулесовой работой. Кстати, некоторое представление о дешевизне труда в тот период дает то, что землю стоимостью по пять долларов за акр обносили каменным забором весом не менее тонны на метр его длины, и это окупалось. Камень приходилось привозить за милю или две, да он еще требовал обтесывания.
Часть таких заборов у хороших хозяев продолжает служить до сих пор, но большинство их разваливается вдоль границ участков, как старые аристократы, угодившие под колеса новых поколений. Иногда наталкиваешься на целый музей истории изгородей: идет полоса разваливавшейся каменной стены, параллельно — сгнившая изгородь из жердей, а рядом с этими реликвиями прежних эпох бежит сверкающая колючая проволока в пять рядов, туго натянутая на прочные столбы, на полметра вбитые в землю…
Нет, я решительно на стороне тех, кто покромсал в ту ночь всю колючую проволоку.
Разве я мог предполагать, насколько верными окажутся мои инстинкты? Проволочные изгороди клали конец не только охоте с борзыми на зайцев, но
Человечество уже, кажется, спохватилось, поняв, что изобретенные им военные средства уничтожения превышают его чувство ответственности. Однако изобретения на благо мирного труда оказались не менее разрушительными. Разве кто-нибудь всерьез взвешивал социальные и прочие последствия использования колючей проволоки? Нет, общество лишь восторгалось остроумным решением проблемы изгородей и прославляло достижения нашего поистине удивительного века.
Для того чтобы собрать материал для каменной изгороди, требуются силы Самсона и Геркулеса, вместе взятых, но одной грубой силы все же недостаточно. Здесь требуется искусство каменотеса. В тайны ремесла меня посвятил один итальянский фермер Дилани — он и теперь еще ставит лучшие каменные изгороди в стране. На них стоит посмотреть: прочные, массивные, они поднимаются из земли с фацией естественного роста, повторяя изгибы ландшафта — так к лицу человеку одежда, сшитая для него на заказ. Добротные стены Дилани не дадут убежища и полевой мыши — столь плотно подогнаны друг к другу камни. Каждый поставлен на свое место в согласии с законами гравитации, помогающими ему держаться на месте вместо того, чтобы упрямо стараться выскочить из общей кладки. Ведь стены построены без раствора, но, как говорится, вопреки времени и забвению.
Искусство кладки каменных стен из природных камней — самое древнее даже здесь, в Новом Свете. Каменные изгороди, построенные племенами аризонских аборигенов, особенно в индейской резервации Форт апачей, демонстрируют основы этого искусства, не открывая, однако, полностью секреты каменотесов. Вот уже десять столетий неколебимо стоят стены Кинишбы. С течением лет и столетий каменная изгородь становится все более прекрасной. Дерево, даже кедр, постепенно разрушается; проволочные изгороди уродливы изначально, становясь со временем все более отвратительными; железные заборы мало того, что имеют военный вид, так еще и быстро ржавеют. Вордсворд сожалел о моде на «железные ограды вокруг семейных захоронений», нарушающие незамысловатую простоту церковного кладбища: он даже пытался прочной дубовой изгородью защитить от этих оград оставшиеся тисовые деревья. А вот каменным изгородям время придает древний, почтенный, успокаивающий нервы вид. Продолжая внешне быть творением рук человеческих, они в конце концов начинают вписываться в окружающий ландшафт и ласкать взор местным колоритом. Увы, именно в этот-то момент следующее поколение может разобрать славную древнюю стену. Разве мы не стали свидетелями того, как молодое поколение безжалостно распилило бесценные бревна виргинского можжевельника, из которого строились жилища первопроходцев и первых поселенцев именно этой местности?
То, что ценно человеку
на клочке его земли,
погибает с ним навеки,
измененное людьми.
Я уверен, остатки этих благородных сооружений, особенно вблизи автотрасс, необходимо сохранить. Не только из-за их красоты, но и потому, что они свидетельствуют о том периоде истории цивилизации, значение которого будет все возрастать, пока она сама не погибнет. Блоки, из которых сложены эти стены, по существу, являются осколками огромных известняковых пластов, хребтов холмистых склонов. Тех, что коварно расщеплены корнями растений, уцелевших благодаря жалкой влаге, скопившейся в ямке, и крохам почвы, оставшейся в естественной расселине скалы.