Приключения в антропоцене
Шрифт:
Над городом высится причудливо изогнутая вершина горы Рыбий Хвост, чьи крутые гранитные склоны, словно геологический указующий перст, устремлены в голубое небо. Сейчас в Гималаях середина декабря, и озеро должно быть покрыто льдом, а горные склоны – снегом. Однако белеют только вершины; а на уровне глаз видны покачивающие своими головками розовые цветы, чьи зеленые стебли колышутся в потоках солнечного света. Мы останавливаемся, и я снимаю еще одну флисовую толстовку.
В этой идиллической, словно сошедшей с открытки картине я начинаю замечать неприглядные детали. Сточные воды из городских кафе и предприятий зловонным ярко-зеленым потоком несут нечистоты и какие-то маслянистые загрязнители прямо в озеро. Грязные, бедно одетые дети снуют посреди куч пластика и другого твердого мусора, которым усыпаны берега; пока я наблюдаю за происходящим, один мальчишка проходит в нескольких
Если стремиться понять масштабность задачи развития, стоящей в начале антропоцена перед бедными странами мира, то Непал – хорошая отправная точка. Зажатый в географическом, политическом и культурном отношении между двумя самыми быстро развивающимися экономиками, Непал не пошел по пути ни китайской, ни индийской модели роста и пришел к еще большему упадку. Это одна из десяти беднейших стран мира, где треть населения живет за чертой бедности меньше чем на 0,4 доллара в день, а половина детей моложе пяти лет голодает. Целых 90 % непальцев проживает в сельской местности, многие имеют небольшой клочок земли, которого едва хватает для выживания, у многих нет или ограничен доступ к электричеству, чистой воде, санитарным условиям, образованию и здравоохранению, не говоря уже о нехватке национальных товаров, начиная от риса и заканчивая керосином. Мятежи маоистских повстанцев и народные волнения, длящиеся более десятилетия, подорвали экономику и разрушили инфраструктуру. Последние десятилетия правительство Непала не способно даже минимально управлять страной, и чтобы избежать массового голода, вынуждено полагаться на благотворительные организации, число которых в стране возросло с 220 в 1990 году до свыше 15 000, а их деятельность сейчас составляет около 60 % ВВП.
Отчаянные времена? Всего лишь век назад жители Швейцарии находились в похожих условиях и имели куда меньше шансов достичь своего пятидесятилетия.
Во всем мире у 40 % жителей планеты (2,8 млрд) нет доступа даже к общественному туалету, что ежегодно становится причиной смерти 2,4 млн от диареи. Около 80 % болезней вызваны экскрементами (люди, живущие без санитарных условий, могут проглотить до десяти граммов фекалий в день). Если Непал намерен совершить такой же скачок в развитии, как Швейцария, ему придется обеспечить рост экономики, которая позволит произвести соразмерные швейцарским инвестиции в здравоохранение, образование и инфраструктуру. Непальские женщины смогут стирать белье нажатием кнопки, освободив время для образования и приносящей доход деятельности. Никто не будет использовать городское озеро в качестве туалета. Согласно прогнозам, к 2048 году средний доход жителя Азии будет практически до доллара эквивалентен доходу жителя Соединенных Штатов Америки. Вопрос в том, как этого достичь в меняющихся условиях антропоцена, не усугубив экологических проблем, которые стоят перед человечеством. Я встретилась с Махабиром, чтобы понять, как использование человеком ресурсов атмосферы способно смягчить этот путь.
Мы отправляемся в пятичасовую поездку по извилистой дороге, ведущей к крошечному городку Бени («место, где встречаются две реки»), в автомобиле Toyota 1973 года, о чем с гордостью сообщает мне водитель, ласково ударяя по раме, от чего крыло начинает вибрировать и практически отлетает от кузова. Изношенные шины виляют, буксуя, через выбоины узкой дороги, края которой резко обрываются и угрожающе исчезают в оврагах по обе стороны от нас. Мы преследуем закат, но он обгоняет нас, и последний, леденящий душу час нашей поездки проходит в кромешной тьме.
Ночуем мы в спартанских условиях в попутном отеле, построенном из дерева, как и все здания в Бени, а на рассвете уже вновь двигаемся дальше. Дороги в Нанги нет. Путь в удаленную горную деревню, куда ведет меня Махабир, занимает целый день восхождения по практически вертикальным тропам, и очень скоро рюкзак начинает давить мне на плечи, а ноги ноют с непривычки от такой нагрузки. В век, когда мне привычно измерять расстояние временем, которое уходит на его преодоление на машине, самолете или другом работающем на топливе транспорте, не так-то легко приноровиться определять продолжительность пути в пересчете на часы или дни пешего хода.
Под жарким солнцем мои ноги задыхаются в туго зашнурованных трекинговых ботинках. Махабир предупредил меня, что мы будем совершать переход
Восхождение с самого начала пути очень крутое и длится девять часов. Каждый раз, когда дорога разветвляется и я с надеждой смотрю на развилку, снизу доносится категорический ответ на мой немой вопрос: «Выше, выше». С удовлетворением я замечаю, что Махабир начинает покрываться испариной и уже не так энергично взбирается по этой нескончаемой ступенчатой лестнице.
Не могу не признать, впрочем, что вокруг настоящая красота. Грифы взмывают с горных низин вместе с восходящими потоками воздуха, уносящими их все дальше и дальше в бескрайние голубые дали. Кажется, что горные массивы становятся шире по мере нашего продвижения, и я начинаю ощущать эффект «миража» – каждый раз, когда мы приближаемся к вершине горы, тропа разворачивается дальше, и вершина поднимается еще выше. Дети часто изображают небо как голубую полоску высоко над зелеными низменностями. Такое ощущение, что с каждым шагом мы приближаемся к тому, чтобы пронзить эту синеву, проникнуть в это таинственное место, где человек поселил ангелов и богов.
Атмосфера необъятна и непостижима, но настолько же привычна для нас, как и для наших предков. Кто не лежал под деревом и не наслаждался тем, как призрачный ветерок колышет листья, или не любовался проплывающими вереницами облаков, или же не вглядывался сквозь атмосферу в ночное небо, усыпанное далекими звездами? До недавних пор только крылатые существа могли нарушать границы планеты и исследовать трехмерный Великий воздушный океан атмосферы. Самое большое, что было под силу людям, бескрылым обитателям Земли, – это совершать изматывающие восхождения, подобные тому, что предприняли мы, взбираясь медленно и с трудом сквозь облака, чтобы наполнить легкие холодным разреженным воздухом. Только в конце XVIII века воздушные шары подняли человека над землей, дав ему возможность увидеть мир с высоты птичьего полета и позволив «кратчайшим путем» совершать путешествия между пунктами назначения. Теперь, когда мы кружимся в атмосфере с нашими устройствами и технологиями, мы можем увидеть по-настоящему глобальную перспективу естественного и искусственно созданного миров, и, возможно, даже гармонично их связать. Спутники, передвигающиеся по орбите планеты, позволяют нам отслеживать с помощью меток морских и сухопутных млекопитающих, измерять потерю лесных массивов и проводить анализ ледового покрова Арктики за несколько десятилетий. Мы можем в реальном времени увидеть переход от голоцена к антропоцену, по мере того как меняется планета.
Через каждые двадцать минут вдоль нашей крутой тропы встречаются места для привалов, и мы всякий раз останавливаемся, чтобы отдохнуть, снять тяжелые рюкзаки и полюбоваться видом. Есть что-то величественное в покорении горной вершины: этот пик высотой 3500 метров – мой личный Эверест, и я испытываю такую же гордость за свое жалкое достижение, как когда-то Эдмунд Хиллари.
Мы не встречаем больше иностранцев, одни лишь местные жители перемещаются вверх и вниз между деревнями, где нет дорожного сообщения, а торговцы несут невероятных размеров корзины с дровами и апельсинами с верхних склонов на рынки у подножия. «В последние годы апельсины растут очень хорошо, потому что потеплело, – говорит мне Махабир. – Во многих деревнях выше по склонам теперь выращивают апельсины». Мы устраиваем соревнование по плеванию апельсиновыми косточками, и Махабир посмеивается от удовольствия, когда бьет в два раза дальше меня.
«Обычно вся эта местность с октября покрывается снегом, – говорит Махабир. – В последнее время снега все меньше. Раньше зимой выпадало до двух метров, и снег лежал неделями. А прошлой зимой было только два сантиметра, и выпадает он теперь позже. Это значит, что озимым культурам не хватает воды, и они погибают. Этой весной цена на пшеницу и ячмень будет высокой», – прогнозирует он.
Из-за того что мы нагреваем атмосферу, бескрайнее одеяло из вихрящихся парниковых газов, защищающее все живое на Земле от космического холода, меняется и начинает влиять на выпадение снега здесь, в Непале, и на цену на продукты во всем мире. Выпуская все больше и больше углерода в воздух во время сжигания ископаемого топлива, мы только в этом веке неминуемо приблизимся к отметке 4 °С постголоценового потепления. Это на два градуса выше «безопасного» уровня, установленного учеными. Влияние этого атмосферного углерода затрагивает все уголки планеты.