Приключения в Красном море. Книга 1(Тайны красного моря. Морские приключения)

Монфрейд Анри де

Белые козы, ночевавшие в зарослях терновника, с блеянием покидают их и устремляются к соседней чаще, погоняемые девочками едва ли выше ростом, чем эти животные. Внушительные спины верблюдов показываются из чащи, и их длинные шеи то выпрямляются, то склоняются к земле.

Голые мальчишки с криками и задорным смехом бегут вдоль берега, поднимая ногами фонтанчики брызг.

Уже высоко стоящее солнце освещает раскинувшиеся, насколько хватает взгляда, пепельные заросли: от раскаленной земли поднимается горячий воздух, в котором подрагивают горы, замыкающие вдали линию горизонта.

Теперь,

когда с открытого моря подул муссон, вода стала темно-синего цвета. Пора удаляться от суши. Сегодня суббота, и я надеюсь, что из уважения к уик-энду английские офицеры останутся в Адене и что ни один таможенный катер не нарушит красоту этого дня. Да и картины первобытной жизни, где человек является прекрасным вольным животным, только что мной увиденные, заставляют забыть о том, в какую эпоху я живу — эпоху, которая не может обойтись без жандармов, таможенников, тюремщиков, военных, губернаторов и других атрибутов цивилизации.

Кроме того, зона рифов, соседствующая с Кор-Омейрой, должно быть, находится уже близко, так что и с этой точки зрения лучше выйти в открытое море.

Побережье превратилось в узенькую черточку, подчеркивающую изломанную гряду йеменских гор.

Со стороны Перима над морем поднимается дымок. Очевидно, это плывущий в Аден пароход. Сначала появляются его мачты, а затем желтая труба. Черт возьми! Неужели это английский патрульный катер?! Белый корпус и желтая труба… Сомнений быть не может.

Вероятно, с катера заметили меня уже давно, я нахожусь слишком далеко от суши, чтобы попытаться спрятать груз на берегу. Шлюпка настигнет мое судно еще до того, как я успею спустить на воду свою лодку.

Я плыву прежним курсом, чтобы не возбуждать подозрений.

Катер теперь у нас на траверзе. Это в самом деле патрульное судно: на гафеле его бизань-мачты развевается военный флаг.

Кажется, моя фелюга его не интересует, и он следует своей дорогой. Страх отпускает меня, и я радуюсь тому, что решил не менять курса.

Команда хранит молчание, все взоры прикованы к проплывающему судну, в котором таится угрожающая нам опасность.

И тут катер медленно поворачивает и плывет прямо на нас. Я вижу, как его форштевень вспенивает воду… Такое не забывается, из-за таких ощущений седеют волосы…

Единственная наша надежда на спасение — это хладнокровие, благодаря которому нам, возможно, удастся избежать осмотра фелюги со всеми вытекающими отсюда последствиями…

Я успокаиваю матросов, они пристально глядят на меня, и по их взглядам я понимаю, что лицо у меня белое как мел. Но я снова беру себя в руки.

Я велю поднять английский флаг (при мне всегда небольшой набор подобных аксессуаров), такие флаги развеваются на мачтах всех фелюг, следующих из порта Адена. Юнга наклоняется к своему камню, с помощью которого он измельчает дурра; кто-то притворяется, что спит; остальные матросы, усевшись вокруг меня, заняты невиннейшей штопкой. Я надеваю на голову белый тюрбан, чтобы казаться еще более смуглым.

Все на борту нашего судна дышит спокойствием.

Патрульный катер останавливает машины и продолжает плыть по инерции. Это дурной знак. Он делает поворот и медленно проплывает на траверзе

не более чем в пятидесяти метрах от нас. Я жду. На мостике появляется огромный рупор, и английская речь льется из него с той впечатляющей гулкостью, которая так забавляет друзей, когда кто-нибудь начинает говорить в колпак от лампы.

Я улавливаю одно слово «papers» [37] и, увидев нацеленную на нас подзорную трубу, сразу же понимаю, о чем идет речь.

Я бросаюсь в своему сундуку и достаю из него тот самый пресловутый патент, который вручил мне славный губернатор, оказав дружескую услугу. В этом документе наше спасение. Я с торжествующим видом разворачиваю его, предъявляя подзорной трубе.

«Изучив» документ, труба, а вместе с ней и рупор втягиваются куда-то внутрь рубки, точно рожки улитки.

37

Документы (англ.).

Я слышу, как звякает машинный телеграф и винты начинают вращаться, перемалывая воду…

О, милые англичане! Я готов их расцеловать. И вполне искренне, переполняемый самыми добрыми чувствами, я машу им рукой, в то время как патрульный катер уплывает вдаль.

* * *

Кор-Омейру с моря не видно, она отделена от воды песчаной косой шириной не более ста метров, которая, наподобие запруды, протянулась на десять километров, целиком скрывая это селение.

Поскольку вход туда узок и его ось параллельна этой песчаной косе, разглядеть его с моря невозможно, так как «внешний» берег сливается с берегом «континентальным», тоже песчаным.

Известные ориентиры — кустарники, пятна на местности и т. д. — позволяют, однако, опытным морякам войти в этот проход, преодолев лабиринт, образованный скоплениями камней, весьма опасный для судна, имеющего осадку более одного метра.

Необычайно мощное приливное течение вталкивает наше судно в это большое озеро, раскинувшееся у подножия гряды красноватых холмов, очень крутых и изрезанных глубокими оврагами.

После того как фелюга вплывает в него, море исчезает из виду, и, если снять мачту, мы тоже станем абсолютно невидимыми со стороны открытого моря благодаря достаточно высокой песчаной гряде.

Узкая прибрежная полоса окаймлена дюнами, покрытыми очень зелеными кактусами, на нее вытащены несколько пирог. Нигде никаких жилищ. Кажется, берег пустынен, однако из зарослей кустарника за нами наблюдает множество глаз.

Как только мы бросаем якорь и наша фелюга разворачивается по течению, из-за дюн выходят три араба с ружьями, положенными на плечи, и присаживаются на корточки.

Я понимаю, что лучше сразу же сойти на берег, чтобы узнать, какой нас ожидает прием. Мои сомалийцы не прочь прихватить с собой оружие. Я же считаю, что это ни к чему. Несколько наших ружей вряд ли нам помогут, если у местных жителей дурные намерения. Для них не составит большого труда перестрелять нас из зарослей, откуда они прекрасно нас видят, одновременно оставаясь недоступными для наших взоров.