Приключения в Красном море. Книга 3(Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз)

Монфрейд Анри де

— Подождите, я сейчас спущусь.

Успокоенный сторож отправляется докуривать за ящиками наргиле. Молодой человек ведет меня сквозь лабиринт коридоров и заброшенных помещений, пропахших застоявшейся плесенью, в контору, где грохочет пишущая машинка. Как видно, именно здесь обделываются темные делишки.

Я продолжаю стоять, несмотря на приглашение секретаря, указавшего мне на старое кожаное кресло с зеленой обивкой. Как только секретарь скрывается за массивной дверью, появляется слуга-бербер и уносит кресло.

Наконец секретарь приглашает меня пройти через узкую темную прихожую, где мне мерещится западня, в просторный светлый кабинет с двумя большими окнами.

В

центре комнаты за письменным столом восседает Троханис. По углам неподвижно сидят на стульях еще пять человек. Я оказываюсь в центре этой конской подковы, под перекрестным огнем любопытных и недоброжелательных взглядов.

Троханис сидит спиной к окну, и его лицо остается в тени. Стекла очков зловеще сверкают в полумраке. Остальные, которых я окидываю беглым взглядом, застыли, словно восковые фигуры. Два высоченных бербера, одетые в черные джеллабии, стоят, как часовые, по обеим сторонам двери.

Секретарь тихо удаляется, и Троханис приветствует меня едва заметным кивком. Он указывает мне на зеленое кресло — «скамью подсудимых». Я чувствую себя осужденным, представшим перед судом.

— Спасибо, — отвечаю я. — Я предпочитаю стоять, поскольку не собираюсь долго задерживать высокочтимое собрание. Вы прислали мне телеграмму с приглашением, и я приехал, чтобы выслушать ваши предложения.

Выдержав паузу, Троханис начинает медленно говорить на превосходном французском языке. Он употребляет изысканные выражения и с первых слов производит впечатление образованного человека, значительно превосходящего всех собравшихся по интеллекту.

— Прежде всего, — обращается он ко мне надменным тоном, чтобы сразу поставить меня на место, — прежде всего хочу сказать, что ваши телеграммы, оповестившие полицию всех портов, не только бессмысленны и бесполезны, но и вредят вашим интересам.

— Не утруждайте себя заботой о моих интересах, сударь, это вас не касается. Я хочу знать, где мой товар, все прочее меня не интересует.

— Что вы подразумеваете под «вашим товаром»? Вы как будто предъявляете на него претензии, как на собственность. Но речь идет не об этом; да будет вам известно, что я и сам понятия не имею, где он находится. Могу лишь заверить, что он — в надежном месте и, если вы вложили в него какие-то средства, вам все возместят. Мы — люди честные, вы даже получите прибыль, при условии, что дадите обет молчания.

— Я не собираюсь затевать с вами спор о том, кому принадлежит груз, украденный у меня Тернелем. Я требую лишь, чтобы мне вернули мой товар без всяких денежных вознаграждений. Я хочу сказать, что не смогу вести торг, пока не получу назад свое имущество. Раз вы пригласили меня для сделки, значит, вам должно быть известно, где сейчас Тернель.

— Нет, повторяю еще раз, я понятия не имею, где он находится. Если не верите, спросите у этих господ, которые непосредственно заинтересованы в вашем деле, и они вам это подтвердят. Я же только посредник, призванный для заключения мирного договора. Я — вне игры, ибо не занимаюсь подобными сомнительными делами.

Не в силах удержаться от улыбки, я говорю почтенному председателю:

— А я предполагал иное, судя по вашей переписке с господином Мэриллом, где вы как будто интересовались…

Мой выпад явно задевает его за живое. Он обрывает меня на полуслове и обращается по-гречески к двум своим соотечественникам, видимо, истолковывая мои слова на свой лад. Это происшествие убеждает меня в том, что мощное здание ассоциации контрабандистов дало трещину.

Я оказался один лицом к лицу с множеством противников; но зато мне нужно опасаться лишь собственных

промахов, они же вынуждены бояться друг друга, и я вижу залог успеха в том, чтобы посеять разброд в их рядах.

Завязывается оживленный спор, и все присутствующие устремляют на Троханиса довольно суровые взгляды. Один из них — самый толстый и важный — держится как хозяин. Слуга-бербер заправляет табаком лежащий рядом с ним курительный прибор и оказывает ему всяческие знаки внимания. На волосатой руке толстяка, тянущейся к мундштуку из слоновой кости, сверкает огромный бриллиант. Его голова с узким лбом кажется вросшей в плечи, а глаза лишены всякого признака мысли. Это знаменитый Реис, критский турок, главарь могущественной группировки, контролирующей Египет, Смирну, Стамбул и города черноморского побережья. Говорят, что он немыслимо богат и подкупил половину полиции и таможни. Двое мужчин, сидящих по бокам от него, египетские арабы братья Абдульфат, одеты в национальные костюмы. Младший из братьев — маленький, безбородый и скромный с виду, кажется почти симпатичным по сравнению с тучным турком. Его высокий худощавый загорелый усатый брат с огромными руками гребца с галеры похож на берберского пирата.

Остальные — болезненно-одутловатые греки с бледными мрачными лицами — являют собой тип завсегдатаев игорных домов, вьющихся коршунами возле новичков. От одного их вида меня бросает в дрожь.

Троханис говорит по-гречески так же надменно, и, не понимая ни слова, я слежу за реакцией слушателей. По мере того как он вновь становится хозяином положения, его речь делается более задушевной, и лукавая усмешка мелькает в глазах из-под приспущенных ресниц.

Грозный Реис успокаивается и, снова взявшись за мундштук своей трубки, оборачивается, чтобы пригвоздить меня презрительно-насмешливым взглядом. Хавага [32] Троханис тонко разъяснил ему суть моих притязаний, и мои угрозы кажутся ему смехотворными.

32

Хавага (араб.) — господин. (Примеч. авт.)

— У меня нет времени, — заявляю я, — выслушивать ваши препирательства. Скажете вы мне наконец, где мой груз?

— Сколько раз вам повторять, что мне это неизвестно, — отвечает Троханис, закуривая гаванскую сигару. — Если уж вам так не терпится, ищите его…

— Именно это я и намерен сделать, — отрезаю я, направляясь к выходу.

Я замечаю, что один из берберов собирается преградить мне путь, но Троханис останавливает его жестом. Слуги пропускают меня, и, переступая порог, я слышу за спиной насмешливый голос старого грека:

— Будьте здоровы, дорогой. Калотахиди (счастливого пути), бегите скорее, мы ждем вас, не сходя с места…

Дверь захлопывается под оглушительный хохот собравшихся.

Я бреду к выходу один, и служащие грязной конторы, где я дожидался приглашения предстать перед ареопагом, провожают меня лукавыми взглядами. Проходя через двор, я вижу смеющиеся лица, прильнувшие к окнам второго этажа.

XXIII

Встреча на станции Рамлех

Я прихожу к Горгису в довольно угнетенном состоянии духа и рассказываю о приеме, который был мне оказан. Горгис и Ставро слушают меня с удрученным видом. У стены, прислонившись к ней, неподвижно стоит молодой человек. Это Михаэль, с которым я познакомился во время первого путешествия.