Приключения в лесу
Шрифт:
— Оставь! — остановил его боярин. — Придёт срок, они за это поплатятся. А теперь мы удаляемся в замок, чтобы обсудить в тишине, кого из девушек отправить к дракону.
Калота удалился, старейшины и военачальники поспешили за ним, и вскоре их шаги заглохли за дубовыми, окованными железом воротами. Стелуд, Бранко и ещё трое стражников, скрестив копья, встали перед воротами, недвижные, точно каменные изваяния.
— Ну, дракон сыт, теперь пошли по домам, утро вечера мудренее, — сказал дед Панакуди. — Новый день — новое счастье!
— Наше счастье —
— Разой-дись! — рявкнул Стелуд, услыхав крамольные речи, и глаза его грозно сверкнули из-под стального шлема. — Разой-ди-ись!
Первым повернул домой Панакуди, остальные — за ним, и вскоре площадь перед боярской крепостью опустела. Солнце спряталось за помрачневшими горными вершинами, тени от деревьев и скал потянулись друг за дружкой, сошлись вместе и — чёрные, зловещие — легли на соломенные кровли крестьянских домов.
Только в замке горел свет: боярский совет обдумывал решения, которые будут иметь важные последствия для всех обитателей селения…
Глава восьмая
Тревожная ночь в селении Петухи
Зала боярского совета помещалась в самой середине замка. Она была круглая, огромная, вокруг каменного стола стояли каменные скамьи, на которых восседали советники боярина. Ничего примечательного не было в этой зале, если не считать входов в неё. Их было два: один — обыкновенный, через одну дверь, а второй — через девять дверей. Назывался он «длинным» или «страшным». «Длинным» — потому, что проходил через девять подземных и наземных помещений и зал, а «страшным» — потому, что там можно было натерпеться всяких страстей и ужасов.
В первой зале, например, находились псы боярина, обученные специальными псарями бросаться на людей и раздирать их на куски. Псов была целая сотня, ростом с телёнка, кровожадные, как волки, на шее — железный ошейник, а на груди — шило острее кинжала.
Осуждённых на смерть бунтовщиков передавали в руки псарей, чтобы те обучали на них боярских псов, и несчастные — кто раньше, кто позже — погибали мучительной смертью.
Вторая зала именовалась «Змеиной» — она была без окон, всегда погружена во тьму и лишь изредка, в случае необходимости, освещалась факелами.
Третья зала называлась «Морской», потому что её можно было затоплять водой. Была ещё «Оружейная зала», «Зала призраков». В «Зале страданий» доживали свои дни узники, прикованные ржавыми цепями к стене, обросшие, бледные, отощавшие, похожие на загробные тени. У них уже не было сил кричать, и они только тихо стонали и позвякивали цепями. В «Зале трофеев» хранилось отбитое у неприятеля оружие. Оно было размещено так, чтобы посетитель собственными глазами убедился, как безмерны сила и могущество боярина Калоты, и помнил об этом, вступая с ним в переговоры или решаясь что-либо посоветовать ему. Вот отчего каждый, кто проходил к боярину с намерением поспорить с ним, становился сговорчивым, а те, кто собирался дать ему
По этой же причине, когда старейшины уселись в парадной зале боярского совета вокруг каменного стола и боярин предложил им высказать своё мнение, никто из них не спешил заговорить первым.
— Нам с вами предстоит решить, на ком из девушек остановить свой выбор, кого из них первой отослать к дракону, — повторил Калота. — Говорите же!
Кутура сделал вид, будто погружён в глубокое раздумье, Варадин притворно закашлялся, а Гузка впился взглядом в лицо боярина, пытаясь угадать его мысли, чтобы сказать в точности то же самое, что думает тот.
— Я слушаю вас, старейшины! — в третий раз обратился к ним боярин. — Что молчите? Дождётесь, что дракон сам явится сюда за девушкой!
— Я всё же хотел бы спросить, — отважился в конце концов Кутура. — Почему бы и впрямь не послать против дракона войско? Если три сотни закованных в латы воинов нападут на чудище, это будет…
— …невиданной глупостью! — топнул ногой боярин, угрожающе звякнув шпорами. — Проливать кровь моих воинов, когда можно поладить миром! Вечно ты, Кутура, попадаешь пальцем в небо! Скажи лучше, как нам выбрать девушку…
Боярин не только топнул ногой, он вдобавок так посмотрел на Кутуру, что тот решил быть кратким.
— Жребий, — предложил он. — Это будет самое справедливое.
— Опять глупость сморозил! Ха-ха-ха! — покатились со смеху остальные старейшины.
— Ты понимаешь, что говоришь? — подскочил к Кутуре Гузка. — В таком важном деле положиться на слепой случай! «Жребий»! А представь себе, что он твоей дочери выпадет? Урон, значит, знатному старейшинскому роду? Хорошо это? Разумно?
— Разумней всего, — взял слово Варадин, — выбрать девушку из такой семьи, где несколько дочерей.
— О какой семье речь ведёшь? — Боярин так и впился в Варадина своими выпученными, как у лягушки, глазами.
— У кузнеца три дочери.
— Ни за что! — Кутура подскочил, точно ужаленный.
— Потому что он тебе кум? — ехидно спросил Кукуда.
— Потому что он кузнец! — со злостью бросил Кутура. — А если мы обидим нашего единственного кузнеца, кто будет ковать топоры и мотыги, наконечники для стрел? Кто будет калить сталь для мечей? Кто? Отвечай!
— Он прав! — вмешался в спор Калота. — Это причинит вред нашему славному войску.
— У Зубодёра тоже три дочери, — снова раздался голос Варадина.
— Ну нет! — На этот раз подскочил сам боярин. — У Зубодёра двоюродный брат — Главный Копьеносец, с ним ссориться опасно.
— Да, да, военачальников лучше не трогать, — поспешил согласиться с боярином Кукуда. — Подумаем ещё…
— А что, если взять сироту безродную, без отца и матери? — подал мысль Гузка. — Некому по ней убиваться, некому на нас обижаться. Верно? Иначе подумайте только, какой поднимется шум! Отцы и матери ревут-голосят, братья и сестры — туда же! Такое начнётся — не приведи господь! А так, кроме самой девушки, все спокойны.