Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта
Шрифт:
— Настёнка! — Снова жала меня в объятиях однокашница, совершенно не обращая внимания на мой хмурый вид. — Как же я рада тебя видеть!
— Я тоже. — Не смогла не улыбнуться я, открывая дверь дома и придерживая его перед однокашницей. — А ты знаешь, что Юля Симонова тут же живет? Моя однофамилица, на курс позже нас поступила. Помнишь, меня с ней постоянно сестрами считали?
— Да ты что? — Алена всплеснула обеими руками, уронив при этом один из своих костылей. — Ой, упал опять, зараза! — И плавно притянула его к себе.
Шушкина была обладательницей редчайшего для девушек таланта — она была телекинетиком.
— Только она теперь Кедмина, у нее дочь и сын. Кстати, мой сынок на ее дочку запал, и похоже, дело к свадьбе. — Я усмехнулась, глядя в глаза подруге, и провела ее на кухню, усадив за стол. — Садись, сейчас будем пить чай, есть пироги и болтать. И еще раз, от какого спасителя ты хотела потребовать «долг жизни»?
— От Василия Ромашкина. — Усмехнулась Шушкина, поудобнее усаживаясь на лавке. Поглядела на нахмурившуюся меня, и засмеялась. — Настен, неужто это твой сын?
— Мой. — Хмуро кивнула я. Нет, я понимаю, что этот обычай хоть и древний, но нужный. Но вот так сталкиваться с ним не хотелось.
— Тогда чего ты переживаешь? Это мне огорчаться надо. Забыла, нам еще на втором курсе Верка гадала на совместимость? Ну, всем девкам на курсе?
Опаньки, а ведь точно. Вера, сильнейшая евгеничка, как-то всем нам, девчонкам с нашего курса, сделала карты совместимости. И вышло, что у меня и у Шушкиной потомкам лучше совместных детей не заводить, выйдет нечто крайне агрессивное и злобное, при этом чудовищно сильное. В том числе это касалось и нас, нашей возможности иметь детей от сыновей Алены или моих.
— Успокоила, называется. — Фыркнула я, ставя на стол большой фарфоровый чайник, и стеклянные кружки. Кружки сделаны еще в той, старой Франции, сынок нашел в одном из старых городов, когда после армии пару раз ходил в свободный поиск по развалинам прошлой цивилизации. — Аленка, а сколько мы не виделись? Лет двадцать пять, наверное?
— Ну да. — Кивнула подруга, принимая от меня тарелку со вчерашним сметанником. — Как тогда мы с тобой и Юлькой поехали гульнуть в тот городок после выпуска, так ты и пропала с тем здоровенным лейтехой из егерей. У него еще фамилия такая смешная была. Ой! Настя! Его же звали Слава Ромашкин!!! Ну, ты даешь!
— Что я даю? Ну, влюбилась, вышла замуж. Потом мотались по гарнизонам, пока здесь не осели. — Засмеялась я, регулирую температуру духовки. — Сейчас, погоди, пирог в печь посажу, и продолжим.
Какое-то время я возилась, отправляя в горячую духовку хорошо подошедший пирог. После чего уселась напротив подруги, и отхлебнула чуть остывший травяной сбор.
— Знаешь, поверить не могу. Ты, Мастер Огня и Менталистики, обычная домохозяйка! — Алена покачала головой. — А кто-нибудь в городе об этом знает, кроме Юльки?
— Знают те, кому положено. Мэр, начальник полиции, он же командир ополчения, Кедмин, как старший инквизитор. Ну, еще этот несносный призрак. — Я кивнула на возникшего за плечом гостьи Каспера.
Однокашница обернулась и хмыкнула, оцениваю поглядев
— Неплохо, совсем неплохо. И кто вас привел и заякорил, уважаемый? — Подруга даже обернулась, чтобы не сидеть к Касперу спиной.
— Сын моей глубоко уважаемой хозяйки. — Призрак снял внезапно появившуюся шляпу, поклонился и пару раз взмахнул ей, подняв самый настоящий ветер и взметнув с пола веранды несколько пушинок.
— Надо же. Кучеряво живете. — Уважительно покачала головой Шушкина. — И сколько у тебя детей, Настён? Наверное, наделали с этим лейтехой целый грузовичок?
— Два сына, Ален. Вася и младший, Женька. А Славик. — Я почувствовала, как горло опять сжал спазм. Сглотнула ставшую вязкой слюну, и продолжила. — Ярослав пропал семь годов назад, еще до того, как Василий на срочку ушел. Дирижабль так и не нашли, но я знаю, что Слава погиб. Я ощутила его смерть, Ален. Вот так.
На кухне повисла густая тишина, которую нарушил голос старой подруги.
— Прости, Насть. Я не знала. — Она перегнулась через стол, и положила свою ладонь мне на руку.
Я аккуратно промокнула глаза платочком, чтобы тушь не растереть. Надо же, опять чуть не разревелась, мало слез выплакала за эти года.
— А ты знала, что мой сын с товарищами полезли в тот банк, упокаивать твоих спутников, и едва не погибли от Пожирателя душ? А? Алена, вот скажи мне, что может делать в старом городе разведывательная группа Церкви, а? Ты же еще в монастыре решила идти на службу Церкви? Что вы забыли около нас, ради чего потом погиб сержант? — Я снова разозлилась. Нет, я благодарна Церкви за то, что меня обучили и воспитали, но это, как я сейчас понимаю, вполне могла организовать и администрация нашего поселка. Не бросили бы, в любом случае, нашли бы и семью, и дом. Конечно, для них было легче отправить маленькую девчонку с задатками сильнейшей пироманки в Новодевичий монастырь, где Церковь создала учебно-реабилитационный центр для девочек-сирот. Но не бросили бы, это точно.
— Настя, то, ради чего мы полезли в этот банк, уже в пути отсюда. Ваш мэр был уведомлен о проведении экспедиции в город, мы никому не хотели мешать, должны были просто изъять и отвезти. Сама знаешь, иногда такие экспедиции выходят из-под контроля. Ты думаешь, этот Пожиратель завелся там просто так? Нет, подружка. То, что мы изъяли — не должно лежать вот так, в старом городе. Мне безумно жаль и моих ребят, и вашего сержанта, я очень благодарна за то, что ваши спасатели и твой сын меня выручили. Но это мы были обязаны сделать, Настя. — Алена выпрямилась, сверкнув глазами. На меня сейчас смотрела не просто моя старая подруга, а монахиня Церкви. Та, которая не раздумывая бросится навстречу любой опасности, угрожающей людям.
— Да, а я уж забыла о твоем выборе, Ален. Или как тебя правильно называть? Сестра Олимпия? — Я припомнила ее имя после принятия сана.
— Нет, Насть. Я попросила расстричь меня. И настоятельница согласилась, точнее, она меня чуть ли не пинком под зад спровадила. Прислала телеграмму, в которой сказала, что, пока троих не рожу и не воспитаю, на порог монастыря не пустит. — Алена усмехнулась. — Мне уже сорок лет, Настя. И я тоже хочу стать матерью. Итак, подзадержалась в монахинях, обычно после тридцати пяти нас расстригают. Если доживаем, конечно.