Приключения Вернера Хольта. Возвращение
Шрифт:
Под вечер к Хольту явился очень любезный молодой человек — как выяснилось, агент уголовного розыска — и составил краткий протокол. Спустя несколько дней на имя Хольта пришло благодарственное письмо из управления полиции. Однако, читая его, он не испытал ни радости, ни удовлетворения.
О Феттере он думал без ненависти и сожаления, лишь с отдаленным, но все более явственным чувством страха. Он предвидел, что благодарственное письмо — не последнее слово в этой истории.
Почему бы не пойти самому и не дать новые, исчерпывающие показания
Лишь много дней спустя он ответил себе на этот вопрос. Когда он днем отправился на французский семинар, его остановил по дороге Готтескнехт.
— Хольт, — сказал он, — возможно, не сегодня-завтра вам придется что-то решать. Прошу вас, ничего не предпринимайте, не поговорив со мной.
— Что случилось? — спросил Хольт.
Готтескнехт пожал плечами.
— Когда некие инстанции запрашивают школу об успеваемости ученика, это благоприятный признак, он говорит об индивидуальном подходе. Надо, чтоб вы это знали. Ничего другого я не вправе вам сказать.
— «Мне темен смысл твоих речей», — отшутился Хольт. Но он сразу же подумал о Феттере.
С тех пор как Хольт выдал Феттера полиции, он жил в неослабном напряжении. Теперь оно сменилось ожиданием. Возвращаясь домой, он увидел, что его караулит Гундель.
Уже то, что она стояла на улице перед институтом и еще издали помахала ему, вызывало тревогу. Гундель была непривычно бледна. Она взяла его под руку и последовала за ним в его комнату.
— Собственно, с тобой собирался говорить твой отец, — сказала она. — Но позвонили с завода, какие-то неотложные дела, и ему пришлось уехать.
— Для чего я ему понадобился? — спросил Хольт.
Она не спускала с него глаз.
— Опять приходили из уголовного розыска.
— По поводу Феттера?
— Нет, по поводу тебя, — отвечала она. — Тебя вызывают в прокуратуру.
У Хольта потемнело в глазах.
— Ты будто бы совершил кражу, — прошептала Гундель. — Я этому не верю.
— Нет, было дело. Можешь верить, — отвечал Хольт.
— Но, конечно, еще до поездки в Гамбург?
— Да, до нее, — сказал Хольт.
Гундель вздохнула с облегчением, он этого не заметил. Он только расслышал ее вопрос:
— Почему ты сразу не заявил?
— Да, почему! Я сам себе удивляюсь.
— Ведь ты же дал показания против Феттера, верно? По крайней мере так утверждает агент… У тебя одно с другим не вяжется!
— У меня и все так: одно с другим не вяжется. Сплошные противоречия. Может, я надеялся вывернуться. Боялся, как бы из школы не выгнали. Могло ведь случиться, что у Феттера такая мелочь выскочит из головы. Я бы и вышел сухим из воды.
— Да, в тебе много противоречий, — повторила за ним Гундель, все еще задумчиво на него глядя и словно силясь его понять.
— Сплошные противоречия! Мой вечный камень преткновения…
Она села. Он почувствовал ее неожиданно близкой; давно забытое ощущение спокойствия и уверенности охватило его, и он благодарно на нее взглянул.
— Гундель —
— Ну какое же я противоречие? Нет, я этого не понимаю!
— Пожалуй, я и сам не понимаю. Пока еще не понимаю. Но порой, — добавил Хольт, понизив голос, — порой мне делается страшно… по-настоящему страшно, что, когда я наконец пойму, будет, пожалуй, уже поздно.
Она промолчала. Как вдруг он обхватил голову руками.
— Гундель! — сказал он. — Что же это? Ведь мы должны быть вместе. Что же ты не придешь ко мне?
— Сама не знаю. Должно быть, это тебе следует прийти ко мне. А иначе как я могу быть уверена, что ты в самом деле меня имеешь в виду?
— Тебя ли я имею в виду? — повторил он. — Я имею в виду взаимопонимание, чувство уверенности, любовь… Я всю жизнь плутал, да и сейчас еще плутаю… Почему у нас не может быть, как тогда? — Он поднял голову. — Ты еще помнишь? Узнаёшь? «Он заплутался и не знал, куда идти… Но девочка стояла на дороге, она позвала его домой».
Она склонилась к нему, и он увидел, что ее губы шевелятся, она повторяла про себя эти слова. И тогда он взял ее руку и припал к ней лбом.
— А кто нынче позовет меня домой? Никого у меня нет, я один. Пусть я даже представляю себе цель, лежащую впереди: наше время — непроглядная чаща, в ней тысяча тропок, которые могут завести в топь.
Она не отняла у него руки, а свободной, правой, погладила его по голове.
— Когда я вошла к тебе, — сказала она, — и увидела у Феттера пистолет, я ничуть не испугалась. Я была уверена, что ты сильнее и, значит, я могу тебе помочь. — Она высвободила руку и откинула волосы со лба. — Я знаю, что хочу тебе сказать, только не умею выразить как следует. Ты должен быть сильнее не только Феттера! Будь сильнее самого себя!
Он долго сидел, обхватив голову руками. И наконец поднялся.
— Ладно, оставим пока этот разговор. Что же теперь будет? Меня исключат из школы и, значит, все было напрасно.
— И что ты тогда сделаешь? — спросила она со страхом.
— Начну сначала. Так или иначе, жизнь продолжается. Но это чертовски обидно, как раз перед выпускными экзаменами! А я бы хорошо сдал и заранее этим гордился. — Он встал. — Пожалуй, даже слишком.
— Ступай в прокуратуру, комната сто восемьдесят три. Они работают допоздна. — Она решилась поднять на него глаза. — А может, и мне пойти с тобой?
— Гундель, — сказал он, потрясенный, — ты в самом деле пошла бы?
Она кивнула.
— Я дам показания в твою пользу. Они наверняка мне поверят, если я скажу, что ты уже не такой, как прежде,
— Что же, я в самом деле стал другим?
— Да, Вернер, ты очень изменился.
— Но?… — подхватил он. — Сейчас последует какое-то «но»… — Он повернулся к двери. — Ну, да ладно, замнем для ясности! Я и сам все знаю. Спасибо, что захотела со мной пойти. Приличнее идти одному. Я заварил эту кашу и должен сам ее расхлебать.