Приключения Вернера Хольта. Возвращение
Шрифт:
— Что вам угодно?
— Вам уже и говорить со мной не пристало? — спросил Хольт. — А ведь совсем недавно вы уверяли, что гордитесь мной.
Готтескнехт подошел к нему вплотную.
— Неужели вы не понимаете, что вы натворили? Я, правда, и раньше угадывал в вас эту червоточину, но знай я, до какой моральной распущенности вы дошли, я бы ни минуты не стал терпеть вас в школе.
Однако Готтескнехт бил мимо цели. Самое правильное было бы повернуться и уйти. Но нет, Готтескнехт вломился в амбицию, подавай ему душещипательную сцену. Что ж, изволь! У Хольта найдется, что ему ответить.
— Я не отмахиваюсь от того, что случилось. И не умаляю своей вины. Но для учителя, супруга которого работает в области социального надзора, вы не в меру наивны. Да знаете
— Ваш цинизм довершает картину!
— Какую картину? О чем вы говорите? Что произошло?
— Ученица Баумерт из десятого «А» три дня не являлась в школу без уважительной причины. До педагогического совета дошли слухи о ее непристойном поведении.
Хольт разразился горьким смехом.
— О ее непристойном поведении? — повторил он, качая головой.
— И если ученицу Баумерт исключат из школы, то вину за это несете вы!
— Исключат из школы? — снова повторил Хольт, делая вид, будто ослышался. — Не с вашего ли благословения? — Он открыто издевался над Готтескнехтом. — Уж не к католикам ли я попал? А я еще считал вас настоящим человеком. С каким сочувственным пониманием вы закрывали глаза на то, что я путаюсь с фрау Цише, и даже игриво мне подмигивали, — где же тогда была ваша мораль? А ведь с этого и пошла моя моральная распущенность. И как трогательно вы рассказывали нам о Гретхен, которая осталась чиста и невинна, невзирая на грех детоубийства, или об Агнессе Бернауер, [38] или об Ангелике из «Пробуждения весны»? [39] Вы храбро вступались даже за мадам Бовари! А какие уничтожающие слова находили вы для мейстера Антона [40] или для мещанской морали маленького городка, где Валентин «без страха, честно, как солдат» [41] проклинает сестру… Слова, пустые слова! Литературное фразерство по поводу литературных фактов. Когда же такое дитя, как Ангелика, становится жертвой моего душевного смятения — простите, моей моральной распущенности, — когда это юное создание осмеливается позабыть весь мир, господина Готтескнехта и школу, куда девается ваша человечность! Ваше всепонимание кончается там, где ему следовало бы начаться!
38
Агнесса Бернауер — героиня одноименной трагедии Фридриха Геббеля (1813–1863).
39
«Пробуждение весны» — пьеса Франка Ведекинда (1864–1918).
40
Главный персонаж «Марии Магдалины», трагедии Фридриха Геббеля.
41
«Фауст», предсмертные слова Валентина.
Готтескнехт попытался что-то возразить.
— Минутку! — продолжал Хольт. — Или вы меня разыгрываете и педагогический совет не думает собираться, чтобы осудить бедняжку и выгнать ее из школы? Неважно! Так или иначе! Еще вчера я не видел выхода и у меня была мысль обратиться к вам. Только счастливая случайность помешала мне довериться вашей человечности.
И снова Готтескнехт сделал попытку возразить Хольту, но тот продолжал:
— А жаль, очень жаль! Порой мне казалось, что мы с вами — неплохой пример отношений учителя и ученика: я имею в виду не каждого в отдельности, а обоих вместе. Не вы ли обнадежили меня разумным словом, что нет ошибки, которую при честном желании нельзя было бы исправить?
— Хольт! — услышал он позади голос Готтескнехта. — Извольте же выслушать, что я имею вам сказать!
Однако Хольт только ускорил шаг.
Лишь теперь Хольт увидел, как далеко он зашел, если ему решаются бросить в лицо: негодяй, морально разложившаяся личность… пусть это даже и не совсем справедливо… И ведь так думают не безразличные ему люди, а Гундель и Готтескнехт!
Объяснение с Готтескнехтом благотворно на него подействовало. Оно дало ему возможность защищаться. Пусть он несправедлив к Готтескнехту. А разве его, Хольта, судят справедливо? Правда, похоже, что все от него отшатнулись. Что ж, он бывал в таком положении, авось и сейчас найдется выход. Он не поддастся своему пессимизму, а тем более пессимизму других.
Главное — не повторить прежних ошибок! Жизнь продолжается даже тогда, когда человеку кажется, будто все для него кончено, — таков был первый преподанный ему урок, и он хорошо его запомнил. Теперь же ему вовремя пришло в голову, что в сущности он не одинок; он чувствовал себя отверженным, покинутым, а ведь у него есть по меньшей мере такой друг, как отец, а отец не встанет в позу моралиста там, где нужен дельный совет и добрая воля. Приближаясь к заводу, Хольт с уверенностью говорил себе, что не все еще потеряно, что здесь ему помогут выбраться из тупика.
Он спросил вахтера, где отец. Профессор уехал и вернется не раньше, чем через час. Хольт остановился в подворотне. Он уже несколько недель сюда не заходил. Он заглянул в заводской двор: перед корпусом нового цеха, уже близким к завершению, стояла кучка людей, а на переднем плане кто-то в синей робе и платочке направлялся по рельсам в сторону бараков. Юдит Арнольд! Хольт все это время не решался показаться ей на глаза. Но почему бы и нет? Он постоял в раздумье. Очевидно, чтобы на это отважиться, он должен был спуститься с пьедестала своего «я», своего эгоизма. Теперь, попав в такой переплет, он нашел в себе мужество встретиться с ней. И Хольт направился к баракам.
Он постучал. Это была комната Мюллера, но сегодня вместо добрых обещаний он мог уже предъявить аттестат, а если кто потребует большего, пусть поможет ему выбраться на дорогу.
Голос Юдит произнес: «Войдите!» Фрау Арнольд сидела за письменным столом, она с удивлением вскинула на него глаза, но тут же в уголках ее рта заиграла улыбка, смущенная, дружеская, отнюдь не враждебная.
— Я, собственно, не собирался к вам так скоро. Рассчитывал после того провала сперва отремонтировать свой фасад. Но судите сами, как мог я прийти к вам, разобравшись в себе, если без вас мне в себе не разобраться?
Юдит, слегка склонив голову набок, смотрела ему в глаза. Когда он кончил, она кивнула.
— С тех пор как мы не виделись, я окончательно запутался и попал в тупик. Никто не дал мне так много, как вы. Пожалуйста, помогите мне!
Юдит порывистым движением сбросила с головы платок, ее густые волосы рассыпались по плечам. И снова она показалась ему юной девушкой.
— А я как раз собиралась вам написать, — сказала она. — Я теперь по-другому смотрю на… на случившееся. Мы поговорим об этом на свободе. Ведь уже полгода, как мы не разговаривали. — Она полистала календарь. — Позвоните мне, ладно? Условимся о встрече. — Она взглянула на часы. — А сейчас мне надо уходить. Так позвоните, идет? — она протянула ему руку.
У порога он оглянулся, она опять повязывала голову пестрым платочком. У заводских ворот стояла машина профессора.
Хольт поехал с отцом домой. Они вместе пообедали.
— Как, ты уже здесь со среды? — удивился профессор. — У меня, правда, на сегодня назначена беседа с докторантами, но ее можно отменить.
— Мне необходимо поговорить с тобой, — сказал Хольт, и они перешли в библиотеку. Профессор предложил сыну сигарету, позвонил в университет и сел за журнальный столик.