Приключения Виконта Адриланки
Шрифт:
— Мой дорогой Пэл, если вы сталкиваетесь с таким выбором, это означает только то, что либо ваш кодекс чести неправилен…
— Да, либо?
— Либо что-нибудь не в порядке с законами.
— О, с этим я согласен.
— Хорошо. Вот видите, я ошибался: я не думал, что мы сможет придти к согласию в таком вопросе.
— Как мы могли не согласиться, Айрич, когда для несгибаемого, высокомерного упрямца вы в высшей степени милы. Я бы сдвинул наши кружки, если бы в вашей было что-нибудь другое, а
— Как, это мешает вам?
— Очень мешает. Я не люблю бесчестить чувство.
Айрич хихикнул. — Хорошо, я пью вместе с вами, в душе. Но скажите мне…
— Да?
— Не заставило ли вас именно чувство чести оставить службу у Претендента? Или сработала ваша обычная проницательность, и вы поняли, что Зарика обязательно победит?
— Ни то, ни другое. Скорее они привели к тому, что я поддержал Кану; первое потому, что я считал это своим долгом, а второе — потому что я верил, что он победит.
— Хорошо, но что же это было?
— Айрич, вы прекрасно знаете это. Дружба, конечно, и любовь.
— Но тогда получается, что дружба и любовь восстали против чести?
— Дружба и любовь — часть чести. Однако, дружба и любовь действительно могут столкнуться друг с другом, и оба могу вступить в конфликт с долгом. И вот свидетельство — наш бедный друг Кааврен, не говоря уже о его сыне.
Айрич вздохнул. — Я думаю, что вы правы. И чем, как вы думаете, все это закончится?
Пэл покачал головой. — Как раз в этом случае…
— Ну?
— У меня вообще нет никаких идей.
Айрич и Пэл (а также иногда вставлявшая слово Тазендра) разговаривали так, как если бы они были одни в мире, или вернулись в свой старый дом, в котором жили в городе Драгейра, а не сидели вокруг костра вместе с разбойниками с большой дороги, которые, впрочем, хранили почтительное молчание. Ибронка, со своей стороны, глядела на них во все глаза и слушала так, как если бы ей разрешили подслушать разговоры богов — хотя, на самом деле, это разрешено только читателю. И пока этот разговор продолжался, Кааврен и его сын продолжали свою медленную, долгую прогулку.
— Тогда, — сказал Кааврен, — Виконт, объясните мне кое-что.
— Я отвечу на любой вопрос, который вы зададите.
— Что вы хотите?
— Что я хочу?
— Да, Виконт. Какое событие бы вам понравилось?
— О, я бы очень хотел, чтобы вы и Графиня, моя мать, обняли Ибронку, ее мать обняла бы меня, и мы все вернулись в Адриланку.
— Вы думаете, это может произойти?
— Мне это кажется совершенно невероятным.
— Вы очень много просите у меня, Пиро.
— О, напротив, милорд. Я ничего не прошу у вас. Это вы сделали мне честь и попросили меня рассказать вам, что я хочу, вот и все.
— В некоторых отношениях, — сказал Кааврен, медленно выговаривая слова, —
— Только в некоторых отношениях, милорд?
— Вам все кажется совсем просто, не так ли? Вы любите, ваша любовь чиста, и все, что следует из вашей любви, тоже должно быть чистым, а все то, что мешает вашей любви, должно быть злом.
— Милорд Граф, я совсем не такой дурак.
— Но тогда?
— А чем я пожертвовал, милорд? И кому или чему была принесена моя жертва? Кто от этого выиграл и сколько?
— Вы говорите как торгаш.
— Тогда я немного забежал вперед, вот и все.
— Как, вы думаете, что мы все станем купцами?
— Через десять лет разбойник не сможет выжить в этой области. Через сто лет будет невозможно выжить во всей Империи. А через тысячу лет никто не будет способен сказать слово «честь» без гнусной ухмылки на своем лице.
— Виконт, вы действительно думаете, что мы к этому идем?
— Я боюсь, что это может произойти.
— Если так, то мне жалко Айрича.
— А мне жалко вас, милорд.
— А вы сами?
— О, я не собираюсь жалеть самого себя; это бесполезно и почти позорно.
— Я имею в виду, что вы будете делать, если все то, что вы предсказываете, произойдет на самом деле?
— Я буду должен найти способ выжить, хотя и менее надежный, чем этот, вот и все. Я все еще молод и, например, всегда могу изменить свое имя и стать солдатом. Разве вы мне не сказали когда-то, что в то время, когда вы присоединились к Гвардии Феникса, половина ваших товарищей служила под вымышленными именами?
— Мне бы не хотелось, чтобы вы изменили ваше имя, Виконт.
— Да, но разве я уже не сделал это?
— Да. Синий Лис. Кстати…
— Что?
— Вы действительно думаете, что есть что-то романтическое и благородное в том, чтобы быть разбойником с большой дороги?
— О, что до этого?
— Ну?
— Я почти уверен в этом.
Кааврен вздохнул. — Могу себе представить, что, в вашем возрасте, я бы думал точно так же.
Пиро поклонился. — С вашей стороны очень благородно признаться в этом, милорд.
Кааврен хихикнул. — Тогда вы должны пообещать не рассказывать моему другу Айричу о том, что я сказал. Как вы понимаете, это вдребезги разобьет его преувеличенное мнение обо мне.
— Я не скажу ни слова.
Кааврен улыбнулся и опять замолчал.
Немного погодя Пиро сказал, — Вы передадите мою любовь Графине?
— Конечно, но вы говорите так, как если бы я скоро уеду.
— А есть ли причина для того, чтобы вы оставались здесь, милорд. Вы не хотите признавать женщину, которую я люблю, а я…