Приключения знаменитых первопроходцев. Америка
Шрифт:
Чувствуя себя уверенно с внезапно предложенной ему поддержкой, обещающей гарантию материального благополучия, Рауссет-Бульбон, к тому же подталкиваемый его людьми, больше не колебался. Он форсированным маршем отправился на юг с отрядом в двести пятьдесят три человека, из которых сорок два были на лошадях; артиллерия, обслуживаемая двадцатью шестью людьми, почти все моряки, имела два камнемета и два бронзовых орудия малого калибра. Эта маленькая, плохо одетая, но хорошо обученная, хорошо вооруженная армия, управляемая отважными командирами, продвинулась к Эрмосильо. Ступая почти босыми ногами, бравые солдаты прошли за семь дней пятьдесят две испанские лиги, или около трехсот семидесяти километров [574] .
574
Одна
Эрмосильо с 12 000 душ населения, защищенный укрепленным мостом и стенами, обороняемый индейцами, национальными гвардейцами и регулярными войсками, послал парламентеров к Рауссету, чтобы с кастильским хвастовством заставить его отойти. Тот пожал плечами, вытащил часы и холодно сказал:
— Сейчас восемь часов; через два часа я атакую город; через три часа буду в нем хозяином.
Вот что он сделал. Город, атакованный с десяти точек с невероятной отвагой, был захвачен. У Рауссет-Бульбона было убито семнадцать человек и двадцать пять ранено. Мексиканцы потеряли около двухсот и оставили в руках победителя много имущества и пленных.
Эта победа, получившая в Старом и Новом Свете огромный резонанс, была, против всех предположений, бесплодной. Влиятельный человек, который должен был послать мексиканским союзникам сигнал к восстанию, обманул ожидания. Там ждали напрасно, и в момент, когда Рауссет начал действовать самостоятельно, его сразила болезнь, возможно от яда. Армия тихо отошла к Гуаймасу; умирающего графа унесли на носилках. За три недели, которые потребовались для его выздоровления, мексиканское правительство сумело организоваться, и всякая помощь стала невозможной; Рауссет вынужден был вернуться в Сан-Франциско, где его восторженно приняли.
Тем временем со всех сторон вспыхнуло восстание, но слишком поздно. Генерал Санта-Анна, который только что снова захватил власть, призвал графа в Мехико, обещал ему исправить несправедливость своих предшественников, попросил у него карту, осыпал ласковыми словами и отложил до бесконечности выполнение своего обещания. Заключается первый договор и аннулируется под ничтожным предлогом; Рауссет теряет терпение; тогда ему предлагают полк в мексиканской армии. Он гордо отвечает, что просил не милости, а справедливости. Санта-Анна рассердился, и не менее рассерженный на диктатора граф учинил против него заговор вместе с недовольными генералами. Его собирались арестовать, но француз, вовремя предупрежденный, ускользнул. После возвращения в Сан-Франциско он занялся вербовкой новых сторонников для второй экспедиции, нашел капиталы и приготовился для нового десанта в Сонору. В разгар этих хлопот Рауссет узнал, что Санта-Анна продал Сонору американцам. Это перевернуло все его планы. Но и это еще не все, судьба угрожала ему другими и более страшными разочарованиями. Один негодяй, которому он доверил свою переписку с участвующими в его заговоре генералами, предал его и передал все письма диктатору. Рауссет тотчас был объявлен вне закона, и сразу же были аннулированы договоры, заключенные с акционерами его будущей компании в Соноре. Но тем не менее он решил бороться до конца, надеясь, что переворот, который произошел в Эрмосильо, поправит его дела.
С большим трудом он смог собрать 300 человек, преодолел с ними 800 лье, отделяющие его от Гуаймаса, сумел ускользнуть от крейсеров и в момент, когда его собрались арестовать в Сан-Франциско, высадился в Соноре. Он нашел спокойно обосновавшихся в казарме Гуаймаса нескольких своих соратников, опередивших его. Город был абсолютно спокоен, и мексиканские отряды
Отправленный во французское консульство, он был помещен вместе со своими соратниками под надзор вице-консула Кальво. Потом начались переговоры между последним и генералом, который в конце концов согласился сохранить жизнь всем пленным французам. Спустя час они были разоружены и заключены в городскую тюрьму. Что касается графа, то в тот же вечер его забрали из консульства, передали суду военного трибунала и приговорили к смерти, несмотря на протест консула!
Мексиканский капитан, которого он когда-то брал в плен в Эрмосильо и с которым обращались очень уважительно, пытался защитить его перед трибуналом, призвав на помощь все свое красноречие. Все было напрасно.
— Я слишком беден, — сказал ему Рауссет, пожимая руку, — чтобы достойно вознаградить ваши усилия… Соблаговолите принять от меня этот скромный сувенир… Это самое ценное из того, что у меня есть.
И он надел ему на палец свое кольцо, старинную семейную драгоценность, с которой никогда не расставался.
Граф выслушал без видимого волнения приговор, написал весточку своей семье, составил завещание и мужественно стал ждать рокового момента.
Двенадцатого августа 1854 года полковник вошел в его камеру, где он спал глубоким сном. Было пять часов утра.
— Это произойдет сегодня, месье граф, — сказал он, приветствуя заключенного.
— Сейчас?
— У вас есть один час.
— Хорошо!
Рауссет-Бульбон тщательно привел себя в порядок, причесал бороду и свои прекрасные волосы, надел чистое белье и твердым шагом отправился на место казни, обмахиваясь соломенной шляпой, поскольку уже было очень жарко. Он прислонился к стене, выронил шляпу, распахнул рубашку на том месте, где билось его сердце, и приказал стоящим перед ним солдатам:
— Ну что же, храбрецы, выполняйте свой долг: огонь!
Потрясенные его удивительным спокойствием, солдаты волновались, стреляли не целясь и промахнулись!.. Он остался стоять, прямой, гордый, среди дыма. Многочисленная толпа закричала: «Пощады!..» Несколько женщин упали в обморок. Бросились к губернатору и получили от него приказ — «кончать». Раздался второй залп, и французский граф Гастон де Рауссет-Бульбон упал замертво.
Ему было тридцать семь лет.
ГЛАВА 25
О личности Гарибальди по-разному судят люди, принадлежащие к различным политическим партиям. Но следует напомнить, хотя политика тщательно изгнана из этого повествования, что мы, французы, никогда не забываем, что итальянский патриот любил Францию и пришел ей на помощь в скорбные часы вражеского нашествия. Именно поэтому память о нем всегда будет дорога нам, и мы считаем своим долгом посвятить героическому партизану несколько взволнованных строк, как цветок, уважительно положенный на могилу друга, который, как известно, собрал свои первые армии в Америке.