Приключения звездного торговца
Шрифт:
— Мне очень странно,— заметила Чи,— что вы почти уверены в нашем возможном поведении, и это — почти ничего о нас не зная.
— Не забывайте,— улыбнулся Олгор,— что Мерсейя почти две сотни лет изучала каждое слово, каждое изображение, каждую легенду, связанную с вашим народом. Некоторые считают вас богами, другие — демонами; расцвели целые культы, ожидающие вашего возвращения, не рискну даже предположить, что они будут делать теперь, когда вы и вправду прилетели. Но вами занимались и более трезвые, разумные головы, а ведь члены первой экспедиции — они же говорили нам только правду, верно? Далее разумно предположить, что ни один из странствующих среди звезд народов не обладает ментальными
Чи помедлила, обдумывая ответ.
— До некоторой степени,— осторожно признала она,— вы правы.
— Моррукан знает это не хуже нас,— вмешался Дагла.— И уж постарается использовать ситуацию с наибольшей для себя выгодой. Но мы,— подавшись вперед, он навис над цинтианкой,— не намерены этого терпеть. Пусть уж лучше мир превратится в развалины, из которых мы его поднимем, чем вах Датир поглотит все завоевания наших предков. Всемирный проект не увенчается успехом без поддержки большинства. Если мы не получим полновесного голоса в принятии решений, придется сражаться.
— Столп, Столп,— одернул его Олгор.
— Не бойтесь,— улыбнулась ему Чи,— я ничуть не обиделась. Скорее я даже благодарна за такое откровенное предупреждение. Вам еще станет ясно, что мы не желаем зла ни одной группе мерсейцев, что мы не делаем никаких предпочтений.— «В ваших жалких, идиотских склоках».— Если документ, излагающий вашу позицию, приготовлен, мы готовы внимательно его изучить.
Олгор открыл ларец и достал стопу бумаги, переплетенную во что-то похожее на змеиную кожу.
— Составлено впопыхах,— извинился он.— Позднее мы представим вам более отработанный вариант.
— Пока хватит и этого.
Чи на мгновение задумалась, стоит ли ей здесь задерживаться. Наверняка удалось бы выяснить что-нибудь еще. Но, святой космос! Сколько же пропагандистских помоев придется выжимать из всего, сегодня услышанного! А необходимость быть вежливой и дипломатичной — сколько можно еще терпеть эту жуть?
Чи предложила им связываться с кораблем по радио. А если Моррукан поставит глушилки — она сама поставит его раком. Олгор был заметно шокирован, а Дагла возразил, что такие переговоры можно подслушать.
— Ладно,— вздохнула Чи,— приглашайте нас для приватных бесед сюда. А Моррукан — он не устроит из-за этого какую-нибудь войну?
— Нет, во всяком случае, не думаю... но он догадается, что именно мы задумали.
— Я искренне верю,— проникновеннейшим голосом пропела Чи,— что у Столпа вах Халлена нет иных намерений, кроме как покончить со всеми интригами и эгоистичными устремлениями, установить открытость и взаимопонимание, чтобы мер-сейцы могли объединить свои усилия в работе на общее благо.
Ей, конечно же, и в голову не приходила такая чушь, но нельзя же требовать от Даглы откровенного признания, что основная его забота — обеспечить своим родственничкам главенство над всей остальной местной шушерой. Он чего-то там проблеял насчет передатчика, который нельзя засечь с помощью местной техники, и неужели у Галактического Содружества нет ничего в этом роде? Конечно есть,
— Нет, увы, ничего подобного мы с собой не захватили — еще раз сожалею — спокойной ночи, Столп, спокойной ночи, Воитель.
К выходу цинтианку провожал охранник, тот же самый, который впустил ее в дом. «Странно,— подумала она,— а почему не хозяева? Осторожность или у них здесь такого не принято? Ладно, ерунда это все, главное — поскорее домой». Она бежала по заиндевелой улице, высматривая переулок, откуда можно взлететь незамеченной. А то еще пристрелит какой дурак.
Между домов показался проем, Чи свернула в темноту — и упала, придавленная к земле чьей-то тушей. Еще чьи-то руки обхватили ее тело, не давая пошевелиться. Чи закричала, вспыхнул какой-то свет, но тут же ей надернули мешок на голову, она почувствовала тошнотворно-сладкий запах, потом головокружение, а дальше она вообще ничего не чувствовала.
Адзель все еще не очень понимал, что это такое происходит и с чего все это началось. Ходил он по своим делам, никого не трогал, а потом вдруг оказалось, что он главный проповедник на молитвенном собрании. Если, конечно, это и вправду молитвенное собрание.
Он откашлялся.
— Друзья мои...
Зал взревел. Лица, лица, лица, и все они поедали глазами это диковинное четырехметровое существо, взгромоздившееся на кафедру. Здесь было не меньше тысячи мерсейцев: простолюдины, вассалы, городская беднота, почти все плохо одеты. И много женщин — нижние классы не столь ревностно следят за соблюдением здешних правил приличия, как их господа. В воздухе стоял резкий, неприятный запах. Зал располагался в новой части Ардайга и был поэтому простым, без всяких выкрутасов, однако и пропорции его, и контрастирующие цвета облицовки, и ярко-алые символы, изображенные на стенах, ни на секунду не давали Адзелю забыть, что здесь — чужая планета.
Воспользовавшись долго не затихавшим ревом слушателей, он поднес к своей морде болтавшийся на шее передатчик и жалобно пробормотал:
— Дэвид, ну что же я им скажу?
— Что-нибудь благожелательное, но до крайности неопределенное,— посоветовал голос Фолкейна.— Моему хозяину вся эта история напрочь не нравится.
Воданит посмотрел на входную дверь. Трое стоявших около нее лейб-гвардейцев не сводили с него ненавидящих, угрожающих глаз.
Нападения Адзель не боялся. Корабль при нужде поможет, но даже и это не главное. Тысячекилограммовый кентавроид, закованный в сверкающую природную броню (зеленую сверху и золотистую на животе), с такими шипами на хребте, что мер-сейцам было впору удавиться от зависти,— охотников подраться с таким существом найдешь не сразу. Даже уши его и веки были не мягкие, кожистые, а костяные, а клыки в крокодильей пасти выглядели совершенно устрашающе. Вполне естественно, что именно ему досталась сегодня задача гулять по городу, набираясь общих впечатлений. Все возражения Моррукана были вежливо отклонены.
— Не бойся, Столп, ничего не случится,— в полном соответствии с истиной заверил его Фолкейн,— Адзель никогда не ввязывается в неприятности. Он у нас буддист, миролюбец, и ему совсем не трудно проявлять терпимость по отношению к любым поступкам окружающих.
Вот эта самая терпимость и не позволила Адзелю противостоять домогательствам толпы, загнавшей его в угол.
— От Чи что-нибудь слышно? — спросил он.
— Пока ничего,— ответил Фолкейн.— Наш железный мыслитель при случае все запишет. Думаю, она свяжется с нами завтра. А теперь не мешай мне больше, я как раз добрался до середины бесконечного официального банкета.