Прикосновение к человеку
Шрифт:
Лазари Лазарь Ефимович пошел впереди, за ним Стефик и трансильванец Тулуш несли цепь, которую готовился символически разорвать экс-чемпион мира. Васена Савельевна перекрестилась.
— Чемпион мира Иван Кадыкин! — донесся до нее голос Лазаря Ефимовича.
Через щель в занавеске Васена Савельевна видела, как Иван Трофимович, подняв правую руку, сжав кулак, важно поворачивался во все стороны, приветствуя публику.
Понемногу, наблюдая необычайное воодушевление мужа, она успокоилась, поверив, что он успешно
Снова донесся голос Лазаря Ефимовича:
— Чемпион мира Иван Кадыкин, триумфатор и лауреат всех столиц мира, непобедимый на обоих материках, почетный гражданин Нигерии и Пернамбуку, кавалер орденов, любимец публики, ввиду того, что сегодняшнее гала-представление дается в честь Красной Армии…
Пауза — и Лазарь Ефимович заканчивает бодро и назидательно:
— …покажет свой коронный номер! Демонстрация небывалой силы волжского богатыря: гнутье железа и вслед за этим символическое разрывание цепки… Туш!
«Дурак», — подумал Иван Трофимович. Найдя глазами Бровченко, он еще раз отсалютовал, потом, сразу сделавшись строгим, вызывая в себе давно утихшие силы, искусно став в позицию, наклонился и подхватил тяжелый отрезок фигурного железа. Он думал о том, что Лазари соврал: у чемпиона мира всегда был нелюбимый соперник, все тот же волжанин Иван Колодный, все тот же удачливый земляк, а теперь у него появился еще и враг, не только соперник — ослабевшее, покалеченное тело, враждующее с неугомонным духом бывшего силача.
Однако железо уже было закинуто за голову. Толстые руки захватили его по сторонам, будто клещами. Напрягаясь, Кадыкин через зубы втягивал в себя воздух.
Вот-вот железо должно было бы «пойти», но железо не поддавалось.
Страшное, уже лишенное смысла зрелище начинало тяготить зрителей. Бессмысленность напряжения в старом теле, хотя еще устрашающем своею массивностью, жестокость выдумки, ошибочно принятой за необходимость, даже за доблесть, ощущались всеми.
— Довольно, не надо! — кричали из рядов. — Хватит!
Но чемпион не отступал. Он яростно застонал, слюна, окрасившись краской, смочила его губы, глаза, казалось, сейчас вылезут из орбит; но, еще раз присев, Кадыкин наконец преодолел сопротивление металла и с резким свистящим выдохом согнул его в дугу.
Кадыкин покачнулся, но устоял, весь облитый потом.
Музыканты грянули.
Лазари и Стефик Ямпольский, боровшийся перед этим номером с Матэ Тулушем, подошли к согнутому железу, и каждый подержал железо в руках, многозначительно покачивая головой. Кадыкин же снова оглядел публику и снова поднял кулак, но теперь это не было жестом силы и бодрости — вышло так, будто Кадыкин жалобно погрозил кому-то.
Пригибаясь, он пошел за кулисы.
Конферансье и молодой атлет в недоумении последовали за чемпионом.
Арена оставалась пустой. Только символическая
Потом, кривляясь, вышел клоун — бело-пунцовый, в широких, испускающих порошок панталонах. Загадочно качнулась занавеска, выглянули встревоженные лица. По рядам пробрался конферансье и, подойдя к Бровченко, передал ему просьбу от Кадыкина пройти за кулисы.
Гигант лежал на земле ничком, оголенный до пояса.
Он снова удивил Бровченко своими размерами. Женщины присели вокруг, Ямпольский и Тулуш накладывали на громадную спину мокрые полотенца. Лохматый песик норовил лизнуть откинутую руку. Другую руку держала Васена Савельевна.
Кадыкин взглянул на Бровченко снизу вверх одним глазом и проговорил:
— Попалось сработанное железо, вот в чем причина. Сработанное железо гнется трудно. Я хочу знать ваше мнение: удобно ли отказаться от продолжения программы? Разрешите ли вы это? — И добавил глухо: — Я надорвался.
Бровченко сразу и не понял, о чем говорит Кадыкин, какое ему нужно разрешение, но, разобравшись, ответил, что моряки сейчас же уйдут, если Кадыкин попробует продолжать.
Иван Трофимович не унимался:
— Как неудачно вышло! А сам виноват. Не проверить железа!.. Ох, как нехорошо, — вздыхал он.
С помощью Тулуша и Стефика он приподнялся и сел, опершись о ящик. Над ним стояли, как над прохожим, внезапно упавшим на улице. Бровченко предложил вызвать врача. Васена Савельевна со слезами в глазах смотрела на мужа, но Кадыкин возразил:
— Пока не надобно. Знаете, у меня был случай труднее, когда Збышко-Цыганевич на острове Куба бросил меня тур де тетом. Страшной силы и ярости был человек.
— Иван Трофимович, вольная арена состоится? — спросил Ямпольский.
— Совершенно обязательно, — ответил Кадыкин. — За что же вам деньги платят! Выходите.
«Арена спорта» продолжала свою программу, а Васена Савельевна пошла за извозчиком.
Извозчик появился за кулисами, въехав с задней стороны балагана.
— Добрый вечер, Иван Трофимович! — приветствовал извозчик Кадыкина. — Или не вышло у вас чего?
— Здравствуй! — ответил тот. — Не вышло. Довезешь старика? Ну и хорошо, поедем, брат. А это — вам.
Старик достал из пиджака карточку с тем же своим изображением, какое в увеличенном виде красовалось у входа в балаган, — портрет времен берлинского чемпионата.
— Васена, пиши. Пиши так…
И, спросив у Бровченко его имя и чин, Кадыкин продиктовал, а Васена Савельевна написала на карточке:
«Дарю этот лубочный силует в память нашей встречи и чувствуя себя у нас только туловище разное, но сердца бьюца воедино. Ат ныне рвите цепи, но не дружеския. Навсегда и без всяченки ваш друг, борец, авиатор, волжский богатырь, чемпион мира Иван Кадыкин».