Шрифт:
Глава 1
Она была сбита с толку, ошеломлена. Только что загородное шоссе, залитое вечерним дождем, казалось пустынным и спокойным, а в следующее мгновение уже заполыхало непонятно откуда взявшимися огнями, которые, казалось, кричали ей об опасности.
Мозг отреагировал мгновенно, но неадекватно. Она не могла ничего знать о дураке-трактористе, который, внезапно поняв, что блокирует дорогу, запаниковал и включил все фары; у нее просто возникло состояние тревоги, внеся смятение в чувства, сковав сознание и отдавая все под контроль инстинктов, а не разума.
Изидора Дин никогда не вспомнит,
Вечность. Смерть. Ее смерть. Проклятье, какое расточительство.
Казалось, она уже шагнула в преисподнюю. Машина съехала с дороги, осветив лесные заросли, сжимавшие ее со всех сторон. Похожие на руки скелета голые сучья как будто пытались выхватить ее из темноты и утащить в небытие, а мозг не справлялся со стремительно мелькающим калейдоскопом образов.
Страх пронзил ее, когда она подумала о детях. Бенджамен. Маленькая Бэлла. Она перевела дыхание, выдохнув наконец воздух из легких, и сдавленно крикнула:
— Держитесь крепче!
Какая нелепость! Малыш спокойно спал, а шестимесячный младенец если бы и смог за что-то схватиться, то только за грудь матери.
Она вряд ли поняла, что это было: ствол сучковатого дуба, шершавая стена, грубая дверь, дно бездонного колодца. Знала одно — это Неподвижный объект. Катастрофа. Конец. Иза ничего не почувствовала — ни как ее тело поднялось с сиденья, натянув ремень безопасности, ни как ремень дернуло назад, грозя разрезать ее пополам, ни даже как ее голова ударилась о крышу взятого напрокат «рено», начавшего кувыркаться, ни как лобовое стекло разлетелось на тысячи острых как бритва осколков…
Она ничего не вспомнит. Потому что, когда ее голова чуть повыше того места, где начинают расти волосы, пришла в соприкосновение со штампованной сталью машины, ударная волна, подобная землетрясению, прошла через мозг, заставляя клетки вибрировать и микроскопически смещаться. Поначалу повреждение было едва заметным, однако, по мере того как клетки смещались, разъединяясь друг с другом, химический баланс мозга нарушался, превращая проводные пути нервной системы из беговых дорожек в трясину, полную омутов, запутывающую и задерживающую сигналы, ответственные за работу мозга.
Она потеряла сознание, а когда через некоторое время пришла в себя, все еще не могла мыслить связно, была не в силах помочь перепугавшемуся до полусмерти фермеру, подбежавшему, чтобы вытащить ее и детей из-под обломков. Она не знала, как обеспокоены ее состоянием медики, и не увидела, как прибывшие слишком поздно пожарные бессильно разводили руками — спасать было уже нечего.
Но была опасность и пострашнее. Тело оживало, а травмированный мозг начал отекать. И отек увеличивался.
Небольшой сосуд во внутренней части мозга лопнул, кровь заливает, давит на клетки и нервные окончания. Она снова начала терять силы, погружаясь все глубже в бездонную черную яму.
Глаза открылись, но не видели, она слышала, но не воспринимала услышанное, воспоминания уплывали на лунном луче, пока память не исчезла окончательно.
Об ударе.
О пожаре, ужаснувшем жителей спокойного Дорсетшира, о сиренах и мигалках, нарушивших тишину ночи.
О том, как ее привезли
Потом ее в срочном порядке перевели в отделение интенсивной терапии — врачи поняли, что с пациенткой что-то не так, — ей давно пора было прийти в сознание.
Рассвет в Сан-Франциско. Дразнящий пурпурно-розовый оттенок неба над горизонтом, туман застилает выжженные солнцем холмы, тянущиеся к небу, там, где земля встречается с небом, приветливо мерцают огни Окленда.
Первые «Боинги» напоминали рассерженных светлячков на фоне темных облаков, две бесконечные ленты машин тянулись по мосту через залив, похожие на упорных муравьев. Еще полчаса — и проехать будет почти невозможно.
Он стоял у открытого окна, соленый ветерок подхватывал и уносил прочь дым от его сигареты. Ночь таяла, уступая дорогу шумному дню, призывно звенели первые трамваи в ожидании пассажиров.
«Город у самых Врат рая, не похожий ни на один другой в мире, — думал он. — Такой свободный, раскованный, это тебе не округ Колумбия, где женщины холодны даже летом».
На той стороне залива самолеты готовились к ранним утренним рейсам, он полетит одним из них через несколько часов. Сколько же времени пройдет, прежде чем его собственное детище окажется среди них? МЦЧБ. Созданное на компьютере чудо техники, которое вот-вот представят Конгрессу. Легкий многоцелевой истребитель-бомбардировщик, с меняющейся геометрией крыла, последнее слово техники, управляется по радио, не засекается радарами, сокращенно именуется Маш-3 и нуждается в пилоте только для того, чтобы знать, когда отправляться домой. Плод сотрудничества мозговых центров трансатлантических авиационных фирм, этот самолет призван был решить большинство проблем НАТО и все его проблемы. Проект, неосторожно названный кем-то «Дерзкая модель», был немедленно переименован в «Дерьмо».
Президент, рассерженный насмешками скептически настроенных журналистов, жаждущий, как всегда, доказать свою правоту, прямо на пресс-конференции переименовал его в «Победоносный проект» — «Даст» [1] , — который разобьет врагов в пух и прах. «И враги твои будут повержены в прах» [2] , — выкрикнул он, не вполне точно цитируя Псалтырь. Но кто из подхалимов в Белом доме осмелится указать ему на ошибку?
Итак, «Дастер» был весьма дорогостоящим изделием. Но чего еще можно было ждать от этого чуда военной техники? Он уже превратился в необходимый элемент устрашения в холодной войне, все еще идущий между сверхдержавами в мире, где очередь за пособием по безработице только удлиняется. После стольких лет компромиссов, отступлений и нерешительности появилась последняя возможность — самая последняя — свести вместе команды разработчиков и промышленников. Такой метод уже сотни раз спасал Запад, когда либералы в очередной раз объявляли о наступлении «мира для нашего поколения».
1
Dust (англ.) — помимо разговорного «побеждать» означает пыль, прах.
2
Цитата из протестантского молитвенника: «Враги Его будут повержены в прах».