Прикосновение (Пьесы)

Ибрагимбеков Рустам Ибрагимович

С а ш а. Значит, скоро переезжаем?

С а л а е в. Я думаю, что да.

С а ш а. Наконец-то! Три года ждали этого дня.

С а л а е в (улыбаясь). Кто три, а кто и больше.

В е р м и ш е в (испуганно). А вдруг там нет нефти?

В контору входит К а н т е й, проходит за перегородку.

С а л а е в (Кантею). Ты ко мне?

К а н т е й. Да.

С а л а е в. Слушаю

тебя.

К а н т е й (хмуро). Меня нельзя увольнять. Мне ехать некуда.

С а л а е в. Это уж пеняй на себя. Кто виноват, что никто с тобой работать не хочет? В другую бригаду я тебя направить не могу, а в этой… не знаю… (Смотрит на Сашу.) Может, оставят тебя?

С а ш а (жестко). Это исключено. Бригада знает о моем решении, и отменять его я не могу.

С а л а е в (Кантею). Ну вот, видишь.

С а ш а. Еще месяц назад было не поздно. Я предупреждал, что подожду еще один месяц, не больше: будет работать, как все, — оставлю в бригаде, нет — выгоню.

К а н т е й (взрывается). А кто ты такой, чтобы судьбу мою решать? «Свечи» со мной таскал, а теперь начальника из себя строишь?

С а ш а (Салаеву). Мое решение окончательно, а там как знаете. (Уходит.)

С а л а е в (Кантею). Придется уволить — больше тебе работать не с кем.

К а н т е й. Мне ехать некуда.

С а л а е в. В Сибири работы навалом, куда угодно можешь поехать.

К а н т е й. Мне здесь надо быть, у меня причина есть.

С а л а е в. А есть причина, работать надо было нормально…

К а н т е й. Значит, увольняете?

С а л а е в. Да.

К а н т е й (сквозь зубы). Ладно. (Уходит.)

В е р м и ш е в. Вот пристал, как банный лист. Это он из-за Зои уезжать не хочет.

С а л а е в. Жалко его, хоть и подонок.

В е р м и ш е в. Еще какой… Фарид Керимович, что же все-таки с собранием делать?

С а л а е в. В каком смысле?

В е р м и ш е в. Надо же собрание провести, месяц уже, как я председатель разведкома, а собрания еще не было.

С а л а е в. Ну, проводите, кто вам мешает?

В е р м и ш е в (уныло). А тема? Я же не могу просто собрание собрать? (С пафосом.) Первое собрание! Оно должно быть на уровне. Чтобы и здесь, и там (показывает на потолок) поняли, с кем имеют дело. Я по ночам плохо сплю, все думаю. Ничего не могу придумать.

С а л а е в (улыбаясь). Следите за жизнью, Григорий Александрович. Жизнь сама подскажет вам тему.

В е р м и ш е в. Правда?

С а л а е в. Абсолютно.

В е р м и ш е в. Знаете, что я еще хотел сказать вам?

С а л а е в. Нет, не знаю.

В е р м и ш е в. Как старший по возрасту, хочу дать совет. Мне кажется, вы себя неправильно держите с людьми. Не как начальник экспедиции. Вот Саша… хороший парень… Я знаю, вы его любите,

я тоже к нему прилично отношусь, но как он с вами разговаривает? Как будто вы не начальник его, а товарищ. То, что он подражает вам во всем, может, даже это неплохо, когда с другими, но он и с вами так же держится — второй Салаев, смешно даже. Я давно хотел сказать вам. Вы не смейтесь. У меня большой опыт. Я всю жизнь с начальством имел дело. Это все не просто. Тут целая наука, как себя вести с людьми, как держаться, как приказывать, как благодарить. Люди быстро наглеют, если быть с ними на равных; они дистанцию должны чувствовать. Вот с Игорем вы правильно поступили. Это мудро.

С а л а е в (удивленно). А как я с ним поступил?

В е р м и ш е в (увлеченно). Я знаю историю всяких дворцовых переворотов очень хорошо. Часто кое-кто из ближайших сподвижников того, кто пришел к власти, оказывается обойденным. Их никуда не назначали, не повышали, не награждали, и даже наоборот — очень часто они впадали в немилость. Почему? Или потому, что они сделали уже свое дело и теперь не нужны. Или потому, что не могли идти в ногу со временем и оказывались, как говорится, не на уровне современных требований. Или, что самое худшее, из-за того, что становились опасными! Слишком много знали.

С а л а е в. Это все интересно, Григорий Александрович, но какое это все имеет отношение к нам, к нашей экспедиции, ко мне, к Игорю?

В е р м и ш е в (торжественно). Самое прямое. Вы правильно сделали, что, став начальником экспедиции, не назначили его главным геологом! На этой должности нужен хороший исполнитель, а Игорь на правах друга оспаривал бы каждый ваш приказ.

С а л а е в. Слушайте, Вермишев, если бы я не знал, что вы по сути своей хороший и добрый человек, то, слушая вашу болтовню, мог бы подумать, что вы мерзавец.

В е р м и ш е в (наивно). Но почему? Я же считаю, что вы правильно поступили. Здесь вы проявили себя как мудрый политик. А с Сашей — нет. И с многими другими тоже. Вы слишком с ними миндальничаете.

С а л а е в. А с вами?

В е р м и ш е в (увлечен и не замечает злости в голосе Салаева). Ну, я особый случай! Я абсолютно не опасен для вас. И вы знаете, что я предан вам душой и сердцем! (Вдруг понимает, что Салаеву не нравится то, что он говорит.)

С а л а е в. Вы кончили, Григорий Александрович?

В е р м и ш е в. Да, пожалуйста.

С а л а е в. Я с интересом выслушал вашу теорию переворотов. Но должен огорчить вас — она не всегда соответствует истине. Я назначил главным геологом не Игоря, а Тимановского только потому, что он гораздо более опытный геолог-практик. Только поэтому! Понятно вам?

В е р м и ш е в (упавшим голосом). Понятно.

С а л а е в. Что же касается вас, то ваша должность, как вам, наверное, известно, выборная. И не забывайте о том, что после выборов бывают перевыборы. И тут уж никакие государственные перевороты не помогут, если окажется, что вы плохой председатель разведкома. Это вам тоже понятно?