Прикосновение
Шрифт:
Словом, Александр радовался жизни, наверстывал упущенное в детстве и за все годы, проведенные в Глазго. В конце концов, ему едва перевалило за двадцать пять, время было на его стороне, а здравый смысл подсказывал, что каждый день вносит новую крупицу в его образование, в копилке которого уже хранились путешествия, латынь и греческий. Когда-нибудь с Александром будут считаться не только потому, что он богат.
Но всему на свете рано или поздно приходит конец. За пять лет Александр объездил все мусульманские страны, Центральную Азию, Индию и Китай, а потом отплыл из Бомбея в
Александр заранее предупредил мистера Уолтера Модлинга, что явится в Английский банк в два часа пополудни, поэтому достойному джентльмену хватило времени подготовиться к торжественной встрече по всем правилам этикета Треднидл-стрит. Кроме того, мистер Модлинг успел распорядиться перенести с чердака его собственного дома присланные на хранение вещи и доставить их в кабинет, где громоздкий тюк, обшитый парусиной, едва уместился возле письменного стола.
Облаченный в замшу Александр вошел в кабинет и хлопнул по столу чеком на пятьдесят тысяч фунтов, а потом, посмеиваясь одними глазами, уселся в кресло для посетителей.
— А слитков нет? — осведомился мистер Модлинг.
— Там, где я побывал, их не нашлось.
Мистер Модлинг вгляделся в обветренное лицо, осмотрел аккуратную черную эспаньолку и разметавшиеся по плечам Александра кудри.
— Сэр, у вас удивительно здоровый вид — особенно если вспомнить, где вы побывали.
— Ни дня не хворал. Вижу, мои костюмы уже прибыли. А остальные вещички дошли?
— Ваши «вещички», мистер Кинросс, причинили служащим банка немало неудобств. Это вам не почта! Однако я взял на себя смелость вызвать оценщика и выяснить, стоит ли поместить ваше имущество на склад или выделить ему место в подвалах банка. Эта статуя греческая второго века до нашей эры, иконы византийские, в ковре шестьсот двойных шелковых узлов на квадратный дюйм, картина принадлежит кисти Джотто, вазы чеканные эпохи Мин, а ширмы — неизвестной династии, правившей полторы тысячи лет назад. Поэтому все эти ценности были отправлены в подвалы банка. Тюк мне пришлось хранить у себя дома на чердаке — насколько я понял, в нем новая и весьма экстравагантная одежда. — Мистер Модлинг безуспешно пытался напустить на себя серьезность. Он внимательно изучил чек. — Что это за деньги, сэр?
— Плата за алмазы. Сегодня утром продал их одному голландцу. Он неплохо нажился на этой сделке, но цена меня устроила. Мне больше нравилось искать алмазы, — с улыбкой объяснил Александр.
— Алмазы? Разве их добывают не в шахтах?
— В последнее время — да. Но я нашел место, где со времен Адама драгоценные камни валяются под ногами — на каменистом дне мелких речушек, сбегающих с вершин Гиндукуша, Памира и Гималаев. В Тибете есть чем поживиться. Неграненые алмазы похожи на гальку, особенно если они покрыты коркой железосодержащих минералов. Если бы алмазы сверкали, их давным-давно обнаружили бы. Но я искал их там, где еще никто не додумался начать поиски.
— Мистер Кинросс, — с расстановкой произнес Уолтер Модлинг, — вы уникум. Вы наделены даром Мидаса — превращать в золото все, к чему прикасаетесь.
— Раньше я и сам так думал, но потом понял, в чем дело. Сокровища мира достаются тому, кто умеет их разглядеть, — объяснил Александр Кинросс. — В этом весь секрет. Мало просто смотреть — надо видеть.
— И эта судьба позвала вас в финансовые круги Лондона?
— Боже упаси! — ужаснулся Александр. — Я отплываю в Новый Южный Уэльс. На этот раз за золотом. Мне нужен кредит какого-нибудь сиднейского банка — подыщите банк поприличнее! Расплачусь золотом.
— Сэр, большинство банков имеет безупречную репутацию, — с достоинством ответствовал мистер Модлинг.
— Чушь, — презрительно отрезал Александр. — Сиднейские банки ничем не лучше тех, что в Глазго или Сан-Франциско, — ворья везде хватает. — Он поднялся и легко подхватил громоздкий тюк. — Можно оставить вам мои сокровища, пока я не придумаю, как с ними быть?
— За умеренную плату.
— Это само собой. Ну все, я поехал в «Таймс».
— Мистер Кинросс, если вы сообщите мне, где остановились, я пришлю вам одежду.
— Нет, меня снаружи ждет извозчик.
Любопытство разобрало мистера Модлинга, он не удержался и спросил:
— В «Таймс»? Желаете опубликовать статью о своих путешествиях?
— Только этого мне не хватало! Нет, дам объявление. Не хочу сидеть без дела целых два месяца, пока не доплыву до Нового Южного Уэльса. Найму учителя и буду зубрить французский и итальянский.
По-английски Джеймс Саммерс говорил с плебейским мидлендским акцентом (по мнению сведущих людей), однако в рекомендательных письмах говорилось, что слушать его французский и итальянский — одно удовольствие. Джеймс объяснил, что его отцу принадлежала английская пивная в Париже, где маленький Джим провел первые десять лет жизни, а впоследствии — такое же заведение в Венеции. Из многочисленных претендентов Александр выбрал именно Джеймса — за его любопытную двойственность. Его мать, француженка из хорошей семьи, заставила сына перечитать всю французскую классику. После смерти матери Джеймса его отец женился на образованной итальянке, бездетной и потому посвятившей всю жизнь пасынку. Однако ни малейшей склонности к учению Джеймс Саммерс не имел!
— С какой же стати вы решили учительствовать? — спросил Александр.
— Чтобы добраться до Нового Южного Уэльса, — простодушно объяснил Саммерс.
— А зачем вам туда?
— Ну, с моим выговором дорога в Итон, Харроу и Винчестер закрыта. Английский у меня — как у деревенщины из Сметика, откуда родом мой папаша. — Он пожал плечами. — И потом, мистер Кинросс, торчать в классе мне не по вкусу, а места гувернера мне не видать как своих ушей, так? Вообще-то я люблю тяжелый труд, ручной. И ответственности не боюсь. Может, в Новом Южном Уэльсе найду себе дело по душе. Я слыхал, там работников подбирают не по выговору.
Александр откинулся на спинку кресла и окинул Джима Саммерса пытливым взглядом. В этом человеке было что-то притягательное — пожалуй, врожденная независимость в сочетании со смирением, необходимым, чтобы доверять людям, превосходящим его по опыту и разуму. Александр догадывался, что отец Саммерса был строг, но справедлив и, похоже, отличался редкостным качеством: продавая спиртное другим, сам к нему не притрагивался. Поэтому Джеймс, воспитанный женщинами, избрал примером для подражания отца. Человека, готового служить, но не прислуживать.