Прикосновение
Шрифт:
Зная, что Руслан одно время работал журналистом, Агубе решил, что в горах Гагаев собирает материал для книги, — он однажды слышал по транзистору, что многие так поступают. Эта мысль глубоко запала Агубе в душу, и он, желая поскорее насытить любопытство Руслана, каждый вечер рассказывал ему предания и были из жизни чабанов. Уверенный, что Руслан непременно записывает его рассказы в блокнот, доброжелательный Агубе очень старался вспомнить все, что когда-либо слышал о жизни чабанов, о повадках волков, о причудах овец…
— Случилось это, когда мне было двенадцать лет, — начинал, к примеру, он, сидя у костра. — Мы, Тотикоевы, поймали беглого — врага царя, пытавшегося скрыться в горах. Сидя на земле, он молча кутался в старенький тюремный халат,
Приблизившись к Алагиру, я вновь сел на коня, а он пошел впереди. Я был мальчишкой и не понимал, что горцы были на стороне таких, как этот беглец, бросивший вызов самому царю, и очень обиделся, когда ни один из алагирцев не пригласил меня в свой дом переночевать.
Хотя наступала ночь, я решил отправиться в обратный путь. Когда углубился в лес, конь стремительно понес меня, а потом вдруг начал фыркать, останавливаться, кружить на месте. Как только я соскочил с него, конь положил мне на плечо морду. И я понял, чего он испугался, — нас преследовали волки. — Внезапно Агубе посмотрел на Руслана: — Ты знаешь, почему конь кладет морду на плечо? Волк нападает на лошадь не сзади, а спереди и клыками хватает ее за горло, повисая на нем. Вот конь и прячет горло, прикрывая его плечом человека… Первой моей мыслью было ускакать от волков. Я вскочил на коня, стеганул его раз, второй… Я не видел дороги, доверившись полностью скакуну. Нас окружала ночь. По лицу, плечам, коленям моим хлестали ветки… Но вот конь вновь стал фыркать, а это означало, что волки нас догоняют… Я оглянулся и увидел мелькающие тени… Остановив коня, я соскочил с него, выстрелил наугад в темноту, вскарабкался на дерево, привязал себя ремнем к стволу. — Чабан умолк и вновь заинтересованно обратился к Руслану: — А знаешь, почему человек, преследуемый волком, привязывает себя к стволу?
— Чтоб, уснув, не упасть, — усмехнулся Руслан.
— Уснуть? — заулыбался Агубе. — Да кто же может уснуть, когда внизу щелкают зубами волки? Причина в другом. Загнав человека на дерево, волки начинают водить хвостами из стороны в сторону. Если есть поблизости лужа, то водят хвостом по ней. Поднимается такай вонь, что человек теряет сознание… Вот отчего надо привязывать себя к стволу, — радостный оттого, что открыл Руслану еще одну тайну природы, Агубе шмыгнул носом…
— А что было дальше? — нетерпеливо спросил Руслан, веря и не веря рассказу о повадках волков.
— Я стал стрелять в сверкающие в темноте глаза, стараясь не подпустить волков к коню. К счастью, предпоследняя пуля задела одного из них, и я услышал визг. Почуя запах крови, стая набросилась на раненого, утащила его в чащу и растерзала… Я вскочил на коня и поскакал в аул.
Со временем Агубе стал фантазировать, придумывая для пущей убедительности детали, но он, как все бесхитростные люди, не мог ловко сочинять, и его забавные истории выдавали его с головой своей излишней усложненностью, сгущенностью острых ситуаций. Чтобы рассказ звучал убедительно, Агубе выпучивал глаза, повышал голос до крика, сверлил своего собеседника
Вспомнил Руслан Агубе, и невольная улыбка заиграла на его губах. «Добряк ты, Агубе. Ты и не представляешь, — думал он, — как помогают мне забыться твои хитроумные истории. И не обижайся на меня, когда улавливаешь в моих глазах недоверие и усмешку. Я слушаю тебя внимательно и слежу за мельчайшими нюансами твоей душевной теплоты и доброжелательности. Твоя свирепая внешность ничуть не обманывает людей. Да и овцы, даже когда ты угрожающе стреляешь кнутом, не бросаются врассыпную, потому что знают: плеть не заденет их… И сыновья твои пользуются твоей добротой по-своему, но никто из них не желает сменить тебя здесь, в горах, мечтают о городе…
Прости меня, мой добрый друг, не мог я сегодня не отправиться в Орджоникидзе. Не мог. И ты меня поймешь, потому что ты мудрый старик. Ты поведал мне всю свою жизнь, чуть ли не день за днем. Я понимаю почему: ты хотел, чтоб я поведал тебе свою. Но я не пошел на откровенность. Я не мог. И ты догадываешься отчего. Догадываешься, ибо однажды сказал мне: „Жизнь тебя вела по кручам и не раз сталкивала вниз“. В другой раз ты заявил мне: „Можно скрыть от людей свои заботы, но от самого себя не скроешься“. И больше ничего не добавил. Произнес только эту фразу. Прозвучавшую доверительно и доброжелательно. И мне на миг полегчало, точно ты взял на себя часть моей тяжкой ноши… Так вот, Агубе, сейчас мне намного хуже. И не кори меня за отъезд. Я должен разобраться в себе. Побыть наедине с самим собой. Чтоб ничто не отвлекало. Чтоб природа не убаюкивала. Чтоб небо не успокаивало…
Ты догадываешься, отчего это у меня. Да, да, именно с сегодняшнего посещения нас начальством. Для всех она — председатель райисполкома, для меня же… Кем она мне приходится? Кем?.. А вот и не могу ответить кем… Ты, Агубе, заметил, как, узнав друг друга, и я и она оцепенели… И было отчего…»
…Сперва Руслан и Агубе увидели две «Волги», а следом пылящий газик. Покинув машины, начальство, прежде чем подойти к отаре, направилось в сторону старого выгона. Он находился за рекой, и к нему можно было пробраться лишь через невзрачный деревянный мостик, — его чуть ли не каждое лето, в пору обильных ливневых дождей, эта малюсенькая речонка, взбеленившись, сносила. И выпас оставался недосягаемым до поздней осени, когда, чаще всего, появлялся новый мост. Выпас с обильной, густой травой не использовался. Видимо, это обстоятельство и вызвало гнев у впереди идущей женщины. И отсюда было видно, как она сердита. Женщина была невысокой, худенькой, но голос у нее твердый. Слов не было слышно, но по тону чувствовалось, что она отчитывает Казбека Дрисовича Рубиева. Это был он, Руслан не мог ошибиться, — и на расстоянии его высокую, с крутыми плечами и округлившимся животом фигуру можно было легко угадать, хотя и трудно было поверить, что этот строгий и неприступный председатель колхоза сейчас оправдывается перед женщиной, заглядывая ей в глаза, что-то объясняет.
Женщина плавно повела рукой, показывая, где должен пройти будущий мост, чтобы река не могла его разрушить. Приложив руку ко лбу и окинув взглядом выгон, она еще раз с укоризной взглянула на председателя колхоза, развела руками и пожала плечами: мол, не могу вас понять, товарищ Рубиев… Затем она двинулась к отаре. Четверо мужчин шли следом, опустив головы, и лишь Казбек Дрисович горячо говорил:
— Я вам твердо обещаю, что годовой план и по молоку, и по мясу, и по сдаче шерсти перевыполним…
— Погодите, — резко прервала его женщина. — Позвольте мне поздороваться с теми, от кого зависит перевыполнение этого плана. — И, не обращая внимания на свирепо зарычавших волкодавов, она смело шагнула к чабанам и протянула руку сперва как старшему по возрасту Агубе, потом Руслану.
— Вы, конечно, знаете нашу почетную гостью, — произнес, пытливо глядя на чабанов, Казбек Дрисозич. — Председатель райисполкома Надежда Харитоновна Койсова.
Кивнув на Рубиева, Надежда Харитоновна спросила: