Прикосновение
Шрифт:
Коммунизм, как обычно, не проявил милосердия к подобным идиллиям. С нежностью танка он проехался по деревенькам с уютными домиками из простого камня и маленькими ухоженными часовнями, чтобы воздвигнуть на их месте свою гордость – многоэтажные жилые коробки и железобетонные промышленные центры, которые пришли в упадок уже вскоре после постройки. Реки, вода в которых когда-то отличалась поразительной прозрачностью, теперь медленно текли, покрытые толстым слоем отходов, снова появлявшимся сразу же после каждой попытки избавиться от него. Эта земля все еще оставалась красивой, но ее повсеместно уродовали
Я остановилась на ночь в отеле городка с непроизносимым названием. Автобус до Братиславы отправлялся отсюда каждые три часа – дважды в день по воскресеньям. Одна церковь, одна школа, один ресторан, а на окраине городка – единственный супермаркет, торговавший, помимо вяленого мяса и рыбы, садовой мебелью, сантехникой и маленькими электрическими машинками.
Владельцами отеля оказались муж и жена, причем кроме меня в нем остановились еще только двое – велосипедисты из Австрии, приехавшие покрутить педалями по более пологим дорогам, чем на родине. Я дождалась, пока гостиница полностью затихнет, прежде чем выйти на ночную прогулку.
Город с единственной церковью оказался и городом с единственным баром. И в этом единственном баре гоняли записанные на компакт-диски популярные песни восьмидесятых годов прошлого века. На танцплощадке топтались, терлись друг о друга подростки. Эти юнцы явно мечтали уехать куда-нибудь, но сейчас не решались даже отправиться по домам, возбужденные, но и слишком боявшиеся своих подруг, чтобы откровенно предложить им заняться сексом.
Мне же необходим был кто-то другой, кто мог заинтересоваться мною, и я обнаружила ее сидевшей в углу и наблюдавшей за происходившим из полумрака. Я уселась напротив и спросила, говорит ли она по-английски. Немного, ответила она. Но для того, чем она занималась, немного было более чем достаточно.
Я заказала ей выпить, но она почти не прикоснулась к спиртному. Ее английский оказался лучше, чем она утверждала, а чуть позже мы обнаружили, что она превосходно владеет французским. Она спросила, где остановился чужестранец.
– В гостинице.
– Не пойдет, – возразила она. – Если чего-то хочешь, я знаю тихое местечко.
Тихое местечко мне подходило идеально. Тишина и покой – именно то, что мне было нужно.
Она жила на самой окраине города. За нами закрылась тяжелая входная дверь. Стены в подъезде были увешаны старыми фотографиями пожилых женщин, гордо положивших руки на плечи сыновьям.
Обстановка в ее комнате состояла из кровати, письменного стола и пары плохих картин, привезенных с собой прежними жильцами много лет назад и настолько никчемных, что они оставили их, когда съезжали, а ленивый домовладелец их даже не тронул. Под кроватью кипами лежали учебники экономики, химии и математики. В забытых на небольшом кособоком столе тарелках разрасталась плесень и валялись обрывки фольги с пятнами от порошка. Она ногой затолкала книги поглубже под кровать, сняла жакет и спросила, готов ли я.
Полосы на ее руках почти зажили, но все еще были заметны. Тонкие белые шрамы тянулись ровными рядами от запястий к локтям. Они были бы неразличимы, но их постоянно расчесывали. Я спросила, сколько ей лет.
– Ты готов?
– Давай
Я отдала ей ключик, прежде чем достать наручники. Нельзя, чтобы у нее сразу зародились подозрения. Она испугалась, но профессионализм достаточно быстро вернул улыбку на ее лицо. Она жестом указала на постель – давай, начинай.
Я улеглась на кровать, позволила приковать свою правую руку к спинке, а когда она наклонилась, чтобы полюбоваться своей работой, свободной рукой ухватила ее за левое запястье и прыгнула.
– Привет, – сказала я телу, лежавшему на кровати и моргавшему в недоумении, стараясь сфокусировать взгляд. – Думаю, нам надо поговорить.
Глава 22
Шрамы на моей руке чесались. Под колготками таились более свежие шрамы на внутренних сторонах бедер, взывая к новым прикосновениям скальпеля и дозе порошка-антисептика.
Натан Койл – по крайней мере, такое имя было записано в его канадском паспорте – лежал на постели. Я села ниже, скрестила ноги и уперлась подбородком в ладони.
– Тебе пришли текстовые сообщения, – сказала я.
Его глаза наконец стали различать меня, а с четкостью зрения вернулось здравое мышление. Но ясность мысли не привела ни к каким утешительным умозаключениям. Он заскрежетал зубами, его пальцы напряглись.
– Как нетрудно догадаться, – продолжала я, – это простая проверка твоей безопасности. В первом было слово «Цирцея». Во втором – «Эол». Я не имела понятия, как отвечать, поэтому не стала ничего делать. Так что твои коллеги уже должны понимать, что ты попал в беду. Это, вероятно, хорошая новость, если только тебя не собираются застрелить, как ты застрелил Жозефину.
Он лежал неподвижно. Вытянувшись. Хотя угол, под которым была согнута его прикованная рука, нельзя было назвать удобным, он все же казался крепким парнем. А крепкие парни не суетятся.
– Я прочитала досье Кеплера, – добавила я, подавляя желание почесать руку. – По большей части там все верно. Производит впечатление. Но вот только тебя там нет, и, если не ошибаюсь, а я почти уверена, что не ошибаюсь, мне никогда не доводилось трогать твое тело. То есть до того времени, когда ты попытался меня убить. Значит, тут ничего личного. Доводилось встречать призраков прежде, мистер Койл?
Молчание. Ну, разумеется. Жесткие парни. Они привыкли просыпаться в незнакомых местах, прикованные наручниками, убивать женщин на станциях метро, привыкли к проникновениям и вынужденным путешествиям через пол-Европы. Но нет ничего, с чем они в итоге не справились бы.
– Я обдумывала возможность изуродовать тебя, – выдохнула я, едва ли сама осознавая смысл сказанного и радуясь лишь, что при этих словах что-то дернулось в лице Койла. – Разумеется, не находясь внутри тебя. Мне никогда не нравились такие трюки. Но я все еще надеюсь, что твои дружки, кем бы они ни были, убьют тебя не сразу, как ты убил Жозефину, и их колебания могут спасти мне жизнь. – Молчание. – В Эдирне я задала пару вопросов. Пробыв какое-то время в твоем теле, я заинтересовалась кое-чем еще, хотя общее направление остается прежним. На кого ты работаешь и почему они оболгали Жозефину?