Прикосновение
Шрифт:
— Еще бы. Мы поговорим.
— И послушай, — продолжает Сидни, — если твоя мать не захочет, чтобы я заходила…
— Я знаю.
— Твой отец писал мне, а я не отвечала на его письма! — внезапно вырывается у Сидни. — Так ужасно осознавать это теперь. Что мне стоило ответить ему? В том, что произошло между мной и Джеффом, не было его вины.
— Он это знал.
— Мне его не хватало.
— Думаю, день вашей свадьбы был для отца жестоким ударом. Не только потому, что его сын так поступил с тобой, но еще и потому, что своим поступком он вышвырнул тебя из семьи.
Сидни
Она ждет двадцать минут и уже начинает испытывать неловкость. Сидни надеется, что у Бена достаточно здравого смысла, чтобы не настаивать на ее визите, чтобы отказаться от этой идеи, если его мать категорически против. Но что еще может означать столь долгое ожидание?
Она наблюдает за бредущей вдоль пляжа парой в голубых ветровках. Они шагают по полосе мокрого песка, обнажающейся во время отлива. Ветер прижимает тонкую ткань к их телам, сдувает волосы с лиц. Им с Беном ветер дул в спину, и Сидни его почти не ощущала. Сейчас, сидя на ступеньке, Сидни чувствует, что продрогла. Она не догадалась сунуть в портфель свитер.
Каждый раз, когда Сидни пытается представить себе смерть мистера Эдвардса, ее мысли уходят в сторону. Она ставит портфель на землю и опускает голову на ладони. Неужели ей так трудно было позвонить мистеру Эдвардсу и предложить ему встретиться в музее, здание которого находится рядом с ее квартирой? Она могла бы дойти до него пешком! Как он истолковал ее отказ отвечать на его письма? Ее молчание наверняка обижало его. Бен практически сообщил ей об этом. Как она могла быть такой бессердечной?
Сидни чувствует приближение Бена по вибрации деревянных ступенек еще до того, как он появляется на площадке.
— Прости, что так долго, — говорит он. — Это не потому, что возникли разногласия. Я просто не мог найти мать. В доме полная неразбериха. Впрочем, это естественно.
Джули бежит по тротуару, громко зовя Сидни. Крепкая девушка подхватывает Сидни и кружит ее. Сидни не может удержаться от смеха.
— Где ты была? — упрекает ее Джули, наконец, опустив на землю. — Почему ты не отвечала на мои письма?
Сидни нечего ответить этой девушке, из которой жизнь бьет через край и которая, вероятно, была волшебным тонизирующим средством для умирающего отца.
Джули крепко обнимает Сидни за плечи, и они идут к дому. Сидни хочется остановиться и собраться с мыслями, но для этого нет времени. Одетая в джинсы и розовый свитер Джули тащит ее вверх по лестнице. Ей уже двадцать один год.
Но переступив порог, Джули словно понимает, что Сидни хочет побыть одна, и выпускает ее.
Белые диваны завалены большими черными мешками для мусора. К одному из мешков приколот клочок бумаги с надписью «Армия спасения». На полу горы вещей — электроприборы, картины, книги. Сидни пытается установить, по какому принципу их распределили. Быть может, каждая предназначается для кого-то из членов семьи? Которая из них принадлежит Джули?
Ощущение пустоты почти осязаемое. Стены пестрят бесцветными прямоугольниками — следами висевших картин и карт. Светильники отключены, стопки журналов перетянуты бечевкой. Со стульев и кресел сняты чехлы, ковры скатаны в рулоны. У стены стоит метла. На подоконнике бутылка «Виндекса» [36] , а под ней почти до середины комнаты размотался рулон бумажных полотенец. В последний раз, когда Сидни была в этом доме, лестница была украшена лентами и бантами, а воздух был напоен праздничным ароматом множества роз. В последний раз, когда Сидни была в этом доме, шампанское и люди ожидали венчания.
36
Чистящее средство.
Боковым зрением она видит на кухне стоящую у стойки миссис Эдвардс. Сидни здоровается с ней, и миссис Эдвардс кивает в ответ. Она коротко подстриглась и очень похудела. Тревога и горе оказались значительно эффективнее подсчета углеводов. Сейчас здесь уже, наверное, никто не готовит нормальную еду. Сидни подходит к стойке.
— Мне очень жаль, — говорит она.
— С чего бы это вдруг? — спрашивает миссис Эдвардс. Она берет мочалку и протирает гранитную поверхность.
Через плечо миссис Эдвардс Сидни видит окно, а за ним розарий, точнее, то, что от него осталось. Одиночные цветки свисают с почти голых стеблей. Там, где есть листья, они покрыты черными точками. Целый розарий голых стеблей и превратившихся в труху бутонов колышется на ветру. Отчасти это разложение объясняется временем года, но Сидни видит, что основная причина — отсутствие ухода.
Содержимое кухонного ящика разложено на стойке сразу над ним. На столе в столовой картонные коробки с надписью «Посуда». Рядом аккуратная стопка скатертей. Сидни узнает клеенчатую скатерть, извлекаемую для омаров, узорчатые салфетки, трофеи с Эмпории. Бен открывает холодильник и вынимает оттуда две бутылки воды. Одну он протягивает Сидни.
— Мы как раз собирались перекусить, — говорит Джули. — Ты голодна?
— Я только быстро приму душ, — говорит Бен.
Хлеб, ветчина, майонез, помидоры и листья салата разложены на столе. Это угощение напоминает Сидни о потрясающих хлебцах, которые когда-то пек мистер Эдвардс. Она делает себе бутерброд и с благодарностью откусывает от него. Она не ела с раннего утра.
Сидни садится рядом с Джули к кухонному столу. Она инстинктивно ищет трещину в дереве, за которую цеплялись ее свитера.
— Как ты? — спрашивает Сидни. — Как ты на самом деле?
Лицо и нос Джули немедленно краснеют.
— Мне очень тяжело! — восклицает она.
— Я знаю, — говорит Сидни, хотя, конечно же, она не знает. Не до конца. Ее родители живы и, судя по всему, здоровы, все еще разговаривают друг с другом, хотя и не особенно дружелюбно. Был Дэниел, но это было другое, оно окончилось прежде, чем Сидни успела что-либо осознать.
Джули берет из рассыпавшейся стопки бумажную салфетку и сморкается.