Примархи
Шрифт:
Последняя статуя стояла посреди лестницы и смотрела на Ферруса, и он поднял взгляд, чтобы разглядеть ее.
В отличие от остальных у этой статуи руки были раскинуты, словно желая обнять его. На ней была мантия каменщика, но более красивая и вычурная. Ее маска была прекрасна, почти идеальна, если бы не угловатые смотровые щели и неровности на искусственных скулах.
— Фулгрим…
Феррус не собирался произносить имя брата вслух, но как только оно покинуло его уста, он узнал возвышающегося над ним титана.
Воспоминания о Народной вернулись ностальгическим
Феррус покачал головой, словно прогоняя долгий сон.
«Опять колдовство», — мрачно подумал он, решив, что отдельно разберется со своими преследователями-чужаками. И тогда вернулся его шипящий спутник.
В этот раз он не был столь заметен. Звук раздался вместе с дуновением ветра или же смещением старого камня. В шорохе звучало что-то еще, и только такое существо, как примарх мог это понять. Смысл было трудно отделить от нелогичных противоречивых элементов, скрытых в шипящей модуляции призрака.
Это было слово или фраза, но на данный момент она оставалась загадкой.
Охотник был позади него; Феррус услышал шорох его чешуйчатого тела по нижним ступеням. Окутанный тьмой, из-за которой внизу ничего не было видно, но тем не менее он был там. Феррус представил, что преследователь ждет, медленно поднимая и опуская свое тело, его язык пробует воздух на предмет его запаха. Он был терпеливым и находчивым охотником. Он ударит в нужный момент, когда добыча не будет знать о его присутствии.
— Я тоже могу быть терпеливым, мой враждебный странник, — тихо сказал Феррус и удивился своему спокойствию.
Феррус печально вздохнул. Возможно, ему передалось немного прагматизма Вулкана.
Лестница вела дальше, и у него не было времени задерживаться. И желания тоже. Здесь скрывалась смерть, он чувствовал ее в холодном воздухе и медленном срастании своих костей. Если он задержится достаточно долго, она найдет его.
Когда Феррус быстро преодолел следующий пролет, он попытался выбросить из головы образ Фулгрима и то, как статуя внушила мысль о предательстве и охотнике, следовавшим за ним. Он понял, что не падал ни в какую расщелину.
Это была не пустыня.
Это было что-то еще, что-то иное.
— На что я смотрю, Таркан?
Сантар и Десаан стояли рядом со снайпером и еще двумя Железными Руками из Десятой. Боевые братья Таркана молчали, их пристрелянные болтеры были опущены.
Таркан присел и указал пальцем на углубление в песке.
— След, — сказал он, очерчивая контур впадины. — Здесь.
— Отпечаток ноги, — предположил Десаан, пропустив след через спектры визора. Для нетренированного глаза он был просто еще одной неровностью пустыни.
— Несколько, — поправил его Таркан, указав на несколько следов, которые тянулись от первого назад. — Следы заканчиваются здесь, — добавил он, посмотрев
— Где они начались? — спросил Сантар, пытаясь проследить следы к начальной точке.
— По моей оценке в пустынной впадине.
— Они принадлежат Отцу?
Таркан медленно кивнул.
Найденный ими след ботинка был большим и глубоким. Только благодаря его размеру и углублению песок не замел его слишком сильно.
— Обратите внимание на более сильный нажим носка, — сказал Таркан, вытянув боевой нож, чтобы лучше объяснить. Сверкающий мономолекулярный кончик проткнул край следа.
— Он бежал, — сказал Десаан.
Сантар нахмурился и посмотрел на исполосованный солнечными лучами горизонт, словно ответ ждал там.
— Но от кого?
— Или к кому? — предложил Десаан.
Не было ни крови, ни обожженных меток, ни признаков борьбы. След просто закончился.
Сантар снова нахмурился, подавленный таким поворотом событий.
— Хорошая работа, брат Таркан, — сказал он, повернувшись.
Десаан был в замешательстве.
— Разве мы не продолжим поиск?
— Нет смысла, — сказал Сантар. — Где бы ни был Лорд Манус, мы не можем добраться до него. Мы нужны Медузону.
Ответ Десаана был тихим и предназначался только Сантару.
— Мы не можем просто бросить его, брат.
Первый капитан остановился, чтобы посмотреть на остальных. Таркан поднялся.
— Сейчас у нас нет такой роскоши, как выбор, Ваакал. Мы все еще на войне. По крайней мере, здесь мы можем что-то сделать.
Десаан неохотно согласился. Он мало что мог сделать. Это относилось ко всем.
Двигаясь по следам дивизий Армии, пятьдесят легионеров ушли из пустынной впадины и оставили своего примарха его судьбе.
Птица. Нет, не просто птица, но огромная птичья тварь, сравнимая по размерам и размаху крыльев со штурмовым кораблем, и чье великолепие давно угасло. Ее прежде жуткие мышцы зачахли и атрофировались, а крылья, которые когда-то могли быть позолоченными, теперь были изорванными и потускневшими. Ее кожа свободно свисала со скелета, как пернатая мантия непомерно большого размера, под ней кучей ужасных переломов торчали кости. Это был падальщик, чья последняя трапеза была далеким воспоминанием.
Мифы многих культур рассказывали истории о грифонах, василисках и гарпиях. По словам бардов и сказочников подобные твари истребляли целые цивилизации. Даже в своем ослабленном состоянии это чудовище убило бы их всех. С легкостью. Феррус замедлился, приближаясь к существу.
— Тебе непросто будет проглотить меня, — пообещал он, приближаясь к вершине каменной лестницы.
Когда Феррус достиг последних нескольких ступеней, он понял, что птица не одна, но их две, и они не падальщики. Это была пара орлов, хотя и чахлые. Каждый из них с любопытством смотрел на примарха одним глазом, словно зная нечто, во что примарх не был посвящен. Другой глаз ослеп из-за какого-то несчастья.