Примечания к прозаическим произведениям
Шрифт:
«Кто объяснит, кто растолкует Очей двусмысленный язык». Источник цитаты не установлен.
«Вкус, батюшка, отменная манера». Цитата из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» (действие II, явление V).
Кавказец
Печатается по копии — ГПБ, Собр. рукописей М. Ю. Лермонтова, № 57, лл. 1–6.
На обложке копии помета переписчика: «Список с статьи собственноручной покойного М. Лермонтова, предназначенной им для напечатания в „Наших“ и не пропущенной цензурою».
Автограф не известен.
Впервые опубликовано Н. О. Лернером в журнале «Минувшие дни» (1929, № 4, стр. 22–24).
В
Датируется 1841 годом на основании приведенного упоминания в предисловии к сборнику «Наши».
Возможно, что, будучи в Москве в конце апреля 1841 года, Лермонтов передал рукопись «Кавказца» А. П. Башуцкому — издателю сборников «Наши».
Изображаемый в очерке тип кавказца ср. с образом Максима Максимовича в повестях «Бэла» и «Максим Максимыч».
<Штосс>
Печатается по автографу — ГИМ, ф. 445, № 227-а (тетрадь Чертковской библиотеки), лл. 47–53.
Впервые с некоторыми неточностями опубликовано в литературном сборнике «Вчера и сегодня» (кн. 1, 1845, стр. 71–87).
Имеется черновой набросок плана повести в альбоме Лермонтова 1840–1841 гг. (ГПБ, Собр. рукописей М. Ю. Лермонтова, № 11, л. 6 об; см. раздел «Варианты», «1-й набросок плана»), названный Лермонтовым «Сюжет», и черновой набросок в записной книжке (подаренной Лермонтову В. Ф. Одоевским), содержащий краткую заметку и план неосуществленного окончания повести (ГПБ, Собр. рукописей М. Ю. Лермонтова, № 12, л. 25; см. раздел «Варианты», «Варианты 2-го наброска»).
Датируется февралем—первой половиной апреля 1841 года (временем последнего приезда Лермонтова в Петербург). См. «Летопись жизни и творчества».
Повесть осталась неоконченной. В рукописи она обрывается словами: «…сжималось сердце — отчаянием». Остальные четыре строки печатаются по первому изданию, редактору которого В. А. Соллогубу вероятно был известен еще один, ныне утраченный лист автографа. Заметка в записной книжке, сделанная уже после отъезда Лермонтова из Петербурга, свидетельствует о том, что писатель предполагал продолжить работу над повестью.
Повесть обрывается словами: «…он видел, что невдалеке та минута, когда ему нечего будет поставить на карту. Надо было на что-нибудь решиться. Он решился». Можно предположить, что в неосуществленном окончании повести Лугин для того, чтобы во что бы то ни стало выиграть, решился обратиться к шулеру (см. 1-й набросок плана — «Шулер: старик проиграл дочь, чтобы…» и вариант 2-го наброска — «Шулер имеет разум в пальцах»). Возможно, что повесть должна была оканчиваться катастрофой — в 1-м наброске плана — «Доктор: окошко», во 2-м — скоропостижной смертью Лугина. («— Банк — Скоропостижная —»). Тщательное изучение рукописи позволяет восстановить прежнее чтение: «—Банк—Скоропостижная—», от которого отказались редакторы последних собраний сочинений Лермонтова.
Основную сюжетную ситуацию повести (стремление художника-романтика к призрачному идеалу) Лермонтов выразил средствами философской фантастики, обратившись к традиционным мотивам: таинственный голос, оживающий портрет, игра в карты, имеющая роковое значение. Однако все эти мотивы приобретают у Лермонтова особый смысл, прямо противоположный смыслу
Действие «Штосса» развертывается на фоне реального Петербурга с его резкими социальными контрастами. Продолжая традиции петербургских повестей Пушкина и Гоголя («Пиковая дама», «Портрет», «Невский проспект» и др.), Лермонтов предвосхищает своей неоконченной повестью произведения натуральной школы 40-х годов. К натуральной школе ведут и реалистическое описание Петербурга, близкое к физиологическим очеркам 40-х годов, и самая проблематика повести. Разоблачая романтизм, оторванный от жизни, Лермонтов выступил как единомышленник идейных вдохновителей натуральной школы Белинского и Герцена. Главную идею «Штосса» можно определить словами Белинского о романтизме: «…как еще для многих гибельны клещи этого искаженного и выродившегося призрака» (Белинский, ИАН, т. 7, 1955, стр. 164).
Неоконченная повесть Лермонтова — ценный источник для изучения эстетических взглядов поэта в последний период его творчества.
«У графа В… был музыкальный вечер». Имеется в виду аристократический салон графа Мих. Ю. Виельгорского и его жены.
«…и один гвардейский офицер». Очевидно, Лермонтов говорит здесь о себе самом — частом посетителе салона Виельгорского.
Строка «…новоприезжая певица» и далее «Заезжая певица пела балладу Шуберта». По-видимому — Сабина Гейнефехтер, гастролировавшая в это время в Петербурге и исполнявшая романсы Шуберта.
«Здравствуйте, мсье Лугин, — сказала Минская». Существует мнение, высказанное Ю. Г. Оксманом, что в лице Минской Лермонтов запечатлел черты своей знакомой А. О. Смирновой, приятельницы Пушкина, Гоголя и Жуковского (см. «Лит. наследство», т. 58, 1952, стр. 450).
«Нет, был Кифейкина — а теперь так Штосса!». Очевидно неисправленная описка. По смыслу повести Штосе — давно умерший прежний владелец дома.
Строки «…то были краски и свет вместо форм и тела, теплое дыхание вместо крови, мысль вместо чувства». Ср. со словами Белинского по поводу изображения женщины в романтическом искусстве: «….в их картинах она является как будто совсем без форм, совсем без тела…», «…это не живое существо с горячею кровью и прекрасным телом, а бледный призрак» (Белинский, ИАН, т. 7, 1955, стр. 156, 165). Ниже приводятся и другие параллели со второй статьей Белинского о Пушкине, где в связи с характеристикой поэзии Жуковского имеется особый раздел, названный в подзаголовке «Значение романтизма и его историческое развитие».
Строки «…в неясных чертах дышала страсть бурная и жадная, желание, грусть, любовь, страх, надежда». Ср. с определением романтизма Жуковского в названной выше статье Белинского: «Это — желание, стремление, порыв, чувство, вздох, стон, жалоба на несвершенные надежды, которым не было имени, грусть по утраченном счастии…» (Белинский, ИАН, т. 7, стр. 178–179).
Строка «…с этой минуты он решился играть, пока не выиграет: эта цель сделалась целью его жизни: он был этому очень рад». Ср. у Белинского: «Но есть натуры аскетические, чуждые исторического смысла действительности, чуждые практического мира деятельности, живущие в отвлеченной идее: такие натуры стремление к бесконечному принимают за одно с бесконечным и хотят, во что бы то ни стало, найти свое удовлетворение в одном стремлении» (Белинский, ИАН, т. 7, стр. 181).