Прими день грядущий
Шрифт:
Калвин все еще сохранял напряженный, настороженный вид, но тоже явно обрадовался, увидев Рурка.
– Здравствуйте, мистер Эдер!
– Это сержант Эдер, мальчик, – быстро поправил его Лотон Пауэл. – Прояви почтение.
Рурк осуждающе посмотрел на Пауэла, который не любил негров почти так же, как ненавидел индейцев, и примирительно произнес:
– Здесь мы не носим мундиров и не соблюдаем субординацию.
Вместе с Калвином он направился к частоколу, чтобы показать юноше целый мешок пуль, извлеченных
– Как они? – внезапно спросил Калвин; в его голосе слышалось нетерпеливое желание узнать что-то о своей семье.
– Когда я уезжал, у твоих все было в порядке. Они здоровы, скучают по тебе, гордятся своим делом.
Калвин кивнул, затем с нарочитой небрежностью, немало удивившей Рурка, поинтересовался:
– А миссис Калпепер?
Рурк вздрогнул при упоминании этого имени. Боже, как же он скучал по Женевьеве!
– Как всегда: горда, решительна и независима, как черт. Ну, а как ты?
– Мне нравится здесь, – просто ответил юноша, но при этом иронично усмехнулся, смахнув с кончика носа каплю холодного дождя. – Я побывал у самой Миссисипи.
Рурк тихо присвистнул:
– Значит, это, действительно, правда: майор Кларк подбирается к горлу генерала Гамильтона.
Это было ужасно – вся западная часть страны постепенно превращалась в гигантский театр войны. Но Рурк не успел обсудить это с Калвином. Внезапно осознав, что Кумз перестал петь, он засунул в карман мешочек с пулями и прислушался: где-то в лесу закулдыкал дикий инлюк.
Рурк на мгновение оцепенел, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Он находился здесь достаточно долго, чтобы научиться отличать голос инлюка от подражания ему… Тот клич, который сейчас прозвучал, бесспорно, принадлежал человеку.
Пока Рурк заряжал свое ружье, кровь нетерпеливо стучала у него в висках, все чувства обострились, мускулы налились силой. Однако это ощущение не казалось приятным – срабатывал простой инстинкт выживания.
Наконец из леса раздался боевой клич индейцев.
– Это твой шанс, Вельзевул, – задорно сказал Кумз, прицеливаясь из ружья.
Улюлюканье зазвучало еще громче. Калвин вопросительно посмотрел на Рурка.
– Блэкфиш, – мрачно пояснил тот, с проклятьем опускаясь на одно колено. – Он вернулся.
Ружье извергло яркий огонь и дым. В ту же секунду на вражеской стороне один из бандитов издал предсмертный вопль и задергался в нечеловеческом танце, судорожно вцепившись руками в страшную рану на животе. Рурк стиснул зубы и снова выругался. Он ненавидел убийство еще сильнее, чем самих индейцев.
– Надо идти, – сказал Рурк Калвину и Нилу.
Они приготовились к следующей яростной атаке Блэкфиша.
Первой жертвой на американской стороне стал человек по имени Хэнк, который недавно перевез сюда из форта Логана
– Кровожадные дьяволы, – с ненавистью пробормотал Рурк, вновь заряжая ружье.
Где-то позади, обезумев от горя, пронзительно кричала вдова Хэнка, оплакивая своего мужа.
Рурк пригнулся за земляным укреплением, ожидая, пока другие выманят индейцев из-под защиты леса. Вдалеке маячила внушительная фигура вождя племени, который беспрестанно скакал на своем темном коне взад-вперед, ни на секунду не спуская глаз с форта. Да, его будет трудно убрать – он слишком умен и хитер, чтобы подвергать себя опасности, а отряд настолько верен ему, что не допустит этого.
Неожиданно сквозь шум битвы Рурк услышал свое имя, которое выкрикивал ужасный высокий голос, столь памятный еще со вчерашнего дня. Посмотрев вниз, он увидел недалеко от заграждения сына убитого им индейца. Украшенный желтыми перьями, мальчик показывал в его сторону и возбужденно приплясывал.
Рурк перевел взгляд на бледное лицо Нила Кумза.
– Слишком кровожаден для мальчишки, – заметил тот.
– Что он кричит? – спросил Рурк.
– Называет себя Муга – Черный Медведь, и призывает на тебя самую страшную смерть, о которой я только когда-нибудь слышал. Судя по всему, он скоро возьмется за дело. Сейчас, когда англичане вооружают индейцев до зубов, это очень опасно.
– Видно, ему просто деньги девать некуда, раз он покупает мне такие вещи, – ворчала Мимси Гринлиф.
Тем не менее, когда она вставляла веретено в новую прялку, которую принес Джошуа, глаза женщины сияли от счастья. Эта прялка вместе с ткацким станком – подарки на Рождество 1777 года – были первыми признаками растущего благосостояния Джошуа. И хоть Мимси осуждала расточительность мужа, подарки ей очень понравились.
Женевьева с восхищением наблюдала за тем, как Мимси нажимала ногой на педаль, и прямо на глазах масса расчесанной шерсти дюйм за дюймом превращалась в длинную ровную нить.
– Первое, что я свяжу, – заявила Мимси, – это приличную шаль для тебя, Женевьева.
– Пожалуйста, Мимси, не делай этого!
– Нет, свяжу, – упрямо сказала негритянка. – Та старая тряпка, которую ты носишь, уже никуда не годится. Мы больше не нищие, Женевьева. И у нас нет необходимости на всем экономить.
– Я очень признательна тебе, Мимси. Я бы и сама купила себе шаль в Йорктауне, когда ездила туда в последний раз, но… – девушка замолчала, не желая тревожить Мимси.
Однако сказанного оказалось достаточно, чтобы Мимси рассердилась.