Прими сторону тьмы
Шрифт:
– Наверное, он все-таки заболел, – сказал Курт сам себе, на секунду зависнув над джойстиком. – А что, если ему там прям очень-очень плохо? – снова подумал он десять минут спустя. – Жена же с ним, вроде, не живет. Даже таблетку подать некому…
Обмозговав ситуацию еще немного, Курт твердо решил, что сам должен отправиться домой к своему заклятому врагу. Где тот живет, он знал: Мартин однажды заехал к нему по пути, когда повез Курта в стоматологию в районе Синдзюку. Номер квартиры, однако, по-прежнему оставался неизвестным, но это не беда: японцы,
Как выяснилось часом позже, опасения Курта были очень даже обоснованными: открыв дверь квартиры, он попал в густое облако зловонного едкого дыма, почти такого же, как в романе Стивена Кинга, только с генеральным директором «Глории» вместо кровожадных тварей из другого измерения. Впрочем, хрен редьки не слаще…
– Святые ящеры! Снежок (*Юки по-японски означает «снег»), ты живой? – заорал Курт, не на шутку перепугавшись. Повинуясь законам своей убийственной логики, первым делом он распахнул настежь все окна, а потом уже принялся искать очаг возгорания. За этим занятием посреди гостиной как раз и обнаружился еле живой ввиду дикого опьянения Юки, нависший над дымящейся кастрюлей.
– Сахарок! – плавно покачиваясь, тот вышел из состояния глубокого транса. – Сахарок, я опять про тебя забыл! Все, я сейчас же собираюсь!
– Какой собираться, если я уже здесь?! – хлюпнул Курт, чуть не плача от потрясения. – Что ты, мать твою, устроил?!
– Ритуальные пляски вокруг ежедневника Марти, – еле как вывернул пьяным языком Юки и кухонными щипцами достал из кастрюли тлеющие останки бывшего органайзера топ-менеджера «Глории».
Курт, молча утирая слезы, отобрал кастрюлю со всем ее содержимым и запихнул под струю холодной воды, чтобы сбить столбы дыма. По ходу он обратил внимание на то, что квартира Юки какая-то вся ненормально белая и в ней очень мало мебели.
– Если бы я не пришел, ты бы тут угорел, алкоголик тупой! – сказал он, вернувшись и относительно успокоившись.
– Мне все равно недолго осталось, сахарок. Дня три, не больше, – вздохнул Юки и жадно припал к бутылке.
– В смысле? – нахмурился тот и осторожно отобрал у него сей увеселительный эликсир. Неужели у него обнаружили спидорак, марсианский сифилис или еще какую-нибудь ужасную неизлечимую болезнь?!
– Через три дня Марти вернется из Парижа и выпустит мне кишки…
– За что? – цыкнул Курт, уже успев разочароваться.
И тут Юки понесло.
– За то, что я просто хотел вырвать его из лап «Глории»! Ты видишь, что с ним происходит?! Он превращается в помешанного на карьере старпёра! За последние четыре года он не взял ни одного выходного! Понятно, что когда ты в борстале был, он вкалывал, как не в себя, чтобы забрать тебя оттуда, ну а теперь-то что? Ты здесь, у тебя все есть, ему самому бабла на сто лет вперед хватит, все беды позади, бежать больше не от чего,
Курт закатил глаза. С одной стороны, названная сумма прозвучала слишком внушительно, чтобы окрестить ее «паршивой», а с другой, мир серьезных взрослых людей оставался той областью, в которой он ориентировался хуже всего.
– Ну да, он какой-то дерганный стал, – наконец, ответил Курт, пожав плечами, и принялся соскребать с пола гостиной совсем раскисшего Юки. – Тебе бы тоже поспать не помешало.
Пока он шуршал мусорным пакетом и звенел пустыми бутылками, несчастный генеральный директор «Глории» пьяно и самозабвенно рыдал в подушку.
– Вот так, сахарок. Всю жизнь мечтаешь о всякой ерунде. Об учебе в Гарварде. О маленьком домике с гортензиями где-нибудь в штате Нью-Джерси или Мэн («Кого-то это мне напоминает…» – между делом покосился на него Курт). О деньгах, славе, об успехе. Получаешь это все, а толку-то? Лучший друг грозится турнуть тебя из твоей же компании, его племянник тебя ненавидит, жена сука, даже родителям наплевать, что тебя вот-вот убьют. «Без внуков даже на пороге не появляйся!» – и хоть ты лопни! А ведь тебе всего тридцать пять, ты даже на Фудзияму не лазил, у тебя еще вся жизнь впереди!
Тем временем племянник его лучшего друга уже закончил сбор опустошенных спиртных трофеев и принес Юки стакан воды – конечно же, из жгучей ненависти.
– У тебя есть родители? – спросил Курт слегка удивленно. Действительно, за все полгода своего знакомства с Юки он был наслышан только о его работе – и почти ни слова о его прошлом или личной жизни. Знал только, что он женат на Сакуре Кирияме, их с Мартином семейном психотерапевте, но почему-то все равно живет один.
– Ну, не из воздуха же я появился, сахарок, – вздохнул Юки, перевернувшись на спину.
– А где они? – оживленно спросил Курт, склонив голову набок, как любопытный голубь, выжидающий зернышек.
Юки не мог не улыбнуться, с грустью осознавая, что этот птичий интерес вызван исключительно тем, что сам Курт лишился родителей довольно рано.
– В деревне на острове Сикоку. Она такая маленькая, что ее даже нет на карте. Наша семья уже несколько поколений владеет клубничной плантацией. Папа с мамой выращивают клубнику, собирают ее и продают, а она потом попадает во все супермаркеты Японии.
– Охренеть! – вскричал Курт восторженно и быстренько плюхнулся рядом с ним на кровать. – И тебе, наверное, можно есть ее, сколько хочешь?
– Именно, – засмеялся Юки, невзирая на тяжесть в помаленьку трезвеющей голове. – А сейчас как раз второй сезон урожая. Клубника более крупная, чем в первом.
– Прикольно! Ты определенно должен съездить к родителям!
– Говоришь прям, как твой дядюшка. Сказали же, без детей не пустят.
– У тебя и дети есть?!
– В том-то и дело, что нет. Мои родители не знают, что я женат фиктивно.