Принадлежащая
Шрифт:
Товар. Он говорит об Омегах как о товаре.
Я сижу на коленях торговца людьми.
Мое сердцебиение учащается, и он, должно быть, замечает всплеск моего запаха, потому что другой рукой крепко обхватывает меня за талию, прижимая к себе. Я извиваюсь в его хватке, паника сжимает мою грудь, когда я пытаюсь дышать.
Но затем в его горле урчит, тихо и бережно, пока его грудь не начинает вибрировать напротив моей.
Мурлыканье. Он мурлыкает.
Это ощущение притупляет мое беспокойство,
— Никто не причиняет им вреда, — настаивает Малкольм. — Просто немного играют.
— Они все явно под кайфом. Каждая Омега, мимо которой я проходил, была ошеломлена до безумия. Все это не по обоюдному согласию.
Мурлыканье продолжается, и я привязываю себя к урчанию, опасаясь, что у меня может случиться нервный срыв, если я этого не сделаю.
— Маркуса не волновало согласие. Это никогда ни для чего не было решающим фактором, так что это сложно для…
— Вот почему он зарабатывал гроши на долларе, — огрызается Стефан. — Рынку нужен продукт, который не испорчен. Например, чистые анализы крови и девственницы. Вы не пробуете продукт. Он теряет свою ценность.
Меня сейчас вырвет. Я хочу раствориться в полу, свернуться в клубок и никогда больше не всплывать.
— Но все ребята привыкли к Маркусу…
— Мне похуй на Маркуса, — рычит Стефан достаточно громко, чтобы я подпрыгнула. — Девушек не трогают. Всем присутствующим необходимо пройти детоксикацию и не выходить из дома до начала конференции. Это подарки. Они должны быть в идеальном состоянии.
Слезы текут по моим щекам, падая мокрыми каплями на его ботинки.
Он монстр.
— Парням это не понравится. — Малкольм давит. — Совсем.
— Если у них возникнут проблемы с этим, скажи им, что они всегда могут обратиться ко мне. Звучит так, будто лично у тебя есть проблемы. Не так ли?
Я вспоминаю, как легко он застрелил Альфу, который лапал меня, и часть меня надеется, что он выстрелит этому ублюдку в лицо.
— Нет, — тихо говорит Малкольм. — Я просто даю тебе знать, что думают другие.
— Опять же, не имеет значения, что они думают или чувствуют. Продукт должен всегда храниться в первозданном виде. Я ожидаю, что ты сообщишь мне о любом, кто ослушается.
— Конечно.
Я чувствую гнев Стефана. Его запах стал пряным, смешиваясь с землистостью, которая взывает ко мне. Даже несмотря на разочарование в Малкольме, он продолжает мурлыкать, и я благодарна ему за это.
Даже если он — причина моего беспокойства.
— Я так понимаю, у тебя также есть список? — Стефан спрашивает его, и Малкольм пододвигает к нему лист бумаги.
— Да. Это те, кто хочет билеты на следующие аукционы.
Не смотри на список, не смотри на список
Я знаю, что не должна.
На секунду мои глаза поднимаются, и я задерживаю
Половину названий я узнаю сразу.
Политики. Знаменитости.
На меня накатывает тошнота, и внезапно я не могу найти в себе сил дышать.
Я сейчас упаду в обморок, дико думаю я.
Я вдыхаю через нос, выдыхаю через рот, используя всю свою силу воли, чтобы не хныкать. Стефан продолжает свое Альфа-мурлыканье, вибрация успокаивает мою внутреннюю Омегу.
Но не меня.
Он не успокаивает меня.
Я впиваюсь ногтями в ладони, ожидая окончания их разговора. Я отключаюсь от остальной части, пытаясь переварить услышанное.
Это то, от чего он спас меня? Быть подаренной или проданной на аукционе?
Как по команде, с другой стороны стены раздается крик, за которым следуют другие крики.
— Черт, — шипит Малкольм, выскакивая из кабинки. — Я вернусь.
После минуты молчания я поднимаю взгляд от земли. Стефан все еще держит меня на коленях, я спокойно сижу, в то время как крики раздаются по всей комнате. Рычание наполняет мои уши вместе с воплями Омег.
— Ты в порядке, — шепчет Стефан мне на ухо. — Ты проделала такую хорошую работу, Миа. Такая хорошая девочка для меня.
Его слова немного успокаивают меня, но мое сердце все еще болит. — Омеги…
— Я делаю то, что должен делать, — торжественно говорит он.
— Ты продаешь их, — шепчу я, все еще глядя перед собой. — Ты продаешь их с аукциона богатым или даришь их.
Он хранит молчание.
— Это то, что делают Спасители? — Я задыхаюсь. — Ты…ты причинил боль этим девушкам?
— Предполагается, что никто не пострадает, — огрызается он. — Я дал конкретные указания, что ни одна Омега не должна пострадать.
Я слезаю с его колен, и он не останавливает меня. Я стою рядом с кабинкой, мое лицо почти на одном уровне с его. Его глаза широко раскрыты, и впервые он выглядит наказанным. — Но это то, что происходит! — Я плачу. — То, что мы только что услышали, что делает твой партнер… Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что это не по-настоящему. Это нечестно.
Уязвимость в его глазах рассеивается. — Ты, как никто другой, должна знать, что жизнь несправедлива, Миа.
— Прекрати сравнивать нас, — шиплю я. — Я совсем не такая, как ты.
— Я делаю то, что мне нужно, чтобы выжить. Ты делала то же самое всю свою жизнь.
Я втянута с ним в состязание в гляделки.
Он не ошибается, и я ненавижу, что он видит меня насквозь.
Он не знает о тех случаях, когда я покупала обезболивающие для своей матери. О тех случаях, когда она назначала мне встречу с кем-то в парке и передавала пачку наличных за горсть таблеток.