Принц, его свита и Я
Шрифт:
– До футбола ещё как до Луны пешком.
– Ну, ничего. Подлатают тебя, и будешь снова гонять. Отдыхай пока, релаксируй.
– Да в том-то и вопрос. Отдыхать нельзя.
– Не поняла.
И снова он примолк. Я исправилась:
– Ты извини, я просто в футболе не шарю. Почему нельзя отдыхать?
Он повозился на скамье.
– Меня приглашают на просмотр в футбольную академию «Зенита». Их тренер в наш клуб приезжал, всех отсмотрел, я ему понравился. Будет отбор, но он сказал, что, судя по тому, какой у меня уровень, вопрос решённый, возьмут.
– А
– Сборы-то? Тридцатого октября. Так что мне ускоряться надо, а не релаксировать.
А-а, вон оно что! Вот почему он переживает. Но пока я думала, что сказать, женский голос прокричал:
– Молодёжь, обед! Не рассиживаемся. Александра, тебе мама пошла еды набрать в столовую, сейчас придёт. А ты, Стрепетов, сам доковыляешь.
Мама, когда вернулась, спросила:
– Ты чего такая?
– Какая?
– Сияющая.
– Так ты ж вернулась! Не бросила меня, калеку.
– Смешно. Цепляйся за пояс, у меня в руках тарелки.
Я чухала за ней вагончиком по коридору.
– А что ты не спрашиваешь, что врачи говорят?
– Что они говорят?
– Анализы гораздо лучше. Реакция на лечение хорошая. Через неделю, наверное, будут говорить о выписке.
Да я и дольше готова это терпеть, мамуль. Даже ноги будто ватные. Он не взял меня за руку, и говорили мы про футбол. Но он пришёл! Ко мне пришёл, не просто так.
После того как я выскочила на улицу в костюме Красной Шапочки, я простыла. Так что каникулы я провела дома. И не было чувства, что я что-то упускаю, наоборот, я готова была болеть ещё долго, только чтобы не видеть никого.
Проблема, как я понимала, была не только в том, что я не прихватила нормальной одежды на дискотеку. У меня вообще не было нормальных, по их мнению, вещей. Войти в это сообщество в моих одёжках – нереально. Почему, интересно, у них такой ажиотаж насчёт шмоток? Атомная станция так, что ли, на них влияет?
Так я готова была на эту уступку, на этот их дресс-код. Я спросила родителей:
– Может, купим мне новой одежды?
– А с твоей что? – спросил папа.
– Да она какая-то детская.
– Ну а ты кто, взрослая? Рано о тряпках печься, – буркнул он.
Я попыталась объяснить, что просто хочу быть модной, но получила лишь все эти бла-бла-бла: не надо следовать стадному инстинкту, не по одёжке судят человека. Ну и коронный вопрос: «А ты вообще знаешь, как тяжело деньги достаются?» С папой разговор всегда короткий.
Мама сказала:
– Саша, давай вернёмся к этому разговору, когда я начну получать дивиденды.
– Какие дивиденды? – спросил папа. – Ты хотела сказать, убытки?
Это он припомнил маме её магазин. Мама со своей подругой ещё год назад решили, что будут торговать через интернет одеждой для младенцев.
– И что в результате? – спрашивал папа и сам себе отвечал: – Только потратились, а ничего не продали.
Они с мамой стали чаще в этом Сосновом Бору срываться друг на друга. Всё-таки есть в этом городе что-то губительное.
Вещи, которыми затарились мама с подругой, уже какое-то время лежали в бабушкиной квартире
– Вообще отлично, – съязвил папа, – теперь мы эту квартиру даже сдать не можем!
– Да если бы я была в Питере, я бы всё продала! – отрезала мама. – Да только я-то – здесь!..
– Ну да, ну да. Конечно, виноват я.
Каникулы были долгие. Никто из одноклассников не поинтересовался, почему я сбежала. Да ни у кого из них и телефона моего не было: зачем он им? Время сгустилось, текло медленнее, чем обычно. Я жила как в киселе. Родители почти всегда сидели по разным комнатам. Когда папа приходил со службы, то припадал к телевизору. Мама читала или раскладывала карты Таро, а когда звала всех есть, то выяснялось обычно, что отец уже перекусил и не хочет. «Вообще-то я могла бы женой профессора быть», – однажды тихо сказала мама, после чего родители двое суток вообще не разговаривали.
Негатив подпёр меня со всех сторон. С одной стороны – школа, в которой просто мрак; с другой – чужая холодная квартира, где вечно кислые предки. Я так и буду всегда одна в этом Сосновом Бору, так и буду всегда носить детскую одежду, пока не вырасту из неё. К одиннадцатому классу она, может, задушит меня, и я хоть перестану мучиться.
После каникул я пришла в класс, ни на что уже не надеясь; даже мысли больше не было понравиться кому-то. Я даже не буду пытаться понять их. Пошло оно всё к чёрту! Проживу без их драгоценного внимания. В своей одежде, в своём вакууме. Но тут-то меня вниманием и одарили.
Одну парту у нас во время каникул забрали, поэтому учительница уплотнила нас – снова подсадила ко мне (а я давно-о-о уже сидела одна) волоокую толстушку Свету К.
Только мы уселись с ней за парту, в класс вошли Х., та самая девочка-кобра, и её подруга Y. Увидев меня, Х. стала что-то шептать Y. и показывать на меня пальцем. А потом закатила глаза на публику и громко сказала, ни к кому не обращаясь: «О госсспд…». Это было чересчур даже для неё. Чтобы докопаться, они обычно использовали хоть какой-то повод, а тут сразу с места в карьер. Проходя мимо меня, Х. нарочно смахнула мои учебники на пол.
– Осторожней! – сказала я.
Но она сощурилась:
– Сама осторожней!
Я аж обомлела. И тут она произнесла странное:
– Ну что, довольна теперь?
У меня вообще мозг погнулся. Чем я должна быть довольна? Красная и злая от бессилия, я поднимала свои учебники, пока она усаживалась через парту от меня.
– Что это с ней? – пробормотала я.
Света К. сказала на зевке:
– Из-за Комарова злится.
Комаров – этот тот мальчик, который вроде как хотел пригласить Х. на танец, а потом принёс мне в гардероб корзинку. Раз уж он, сам того не желая, сыграл такую важную роль в моей судьбе, я и его буду называть по фамилии.