Принц Галлии
Шрифт:
— Поверьте, дядя, я глубоко сожалею…
— Ах, вы сожалеете! Хоть это отрадно. Но никакие сожаления и извинения с вашей стороны не вернут Элеоноре… э-э, беззаботного прошлого.
Когда до Филиппа дошло, что это — экспромтом придуманный королем эвфемизм, обозначающий девственность, он чуть не заржал от разобравшего его смеха. Впоследствии он нередко употреблял выражение «беззаботное прошлое» именно в таком смысле, но никому не говорил, кто его настоящий автор.
— А ведь могло случиться и нечто похуже, — продолжал дон Фернандо. — Или еще может случиться. Посему вот мои условия — слушайте их внимательно.
— Я
— Прежде всего, ни о каких… э-э, свиданиях с Элеонорой отныне и речи быть не может.
— Само собой, дядя.
— Далее, с объявлением о вашей помолвке с Бланкой следует повременить, чтобы я мог убедиться… ну, что с Элеонорой не произошло ничего такого, что может исправить только немедленный брак. Надеюсь, вы понимаете меня?
— Да, разумеется, — ответил Филипп, мысленно покатываясь от хохота. — Если окажется, что Нора беременна, я женюсь на ней.
Король покраснел и, точно застенчивая барышня, потупил глаза.
— Для пущей верности, — сказал он, — подождем до начала весны. А пока что пообещайте держать нашу договоренность в секрете. От всех без исключения. Ни Альфонсо, ни Бланка, ни Элеонора не должны о ней знать. Пускай до поры до времени, пока все не прояснится и не улягутся страсти, это будет нашей маленькой тайной.
— Хорошо.
— Но вы должны обещать мне, что не передумаете. Теперь вы обязаны жениться на одной из моих дочерей — если не на Бланке, так на Элеоноре.
— Безусловно, — сказал Филипп. — Коль скоро я мечу на галльский престол, то поддержка Кастилии для меня очень важна. Если того потребуют обстоятельства, я женюсь на Норе… Хотя я предпочитаю Бланку.
Дон Фернандо кивнул:
— Да, я понимаю вас. Любой отец гордился бы такой дочерью, как Бланка, а любой муж — такой женой.
Пообещав королю хранить молчание и дав ему понять, насколько важен для него брачный союз с Кастилией, Филипп совершил роковую ошибку. Он не принял во внимание одно обстоятельство: Фернандо IV Кастильский был не только суров и крут нравом, но также на редкость коварен и вероломен. Гордясь своей старшей дочерью, он души не чаял в младшей и без колебаний решил принести в жертву Бланку ради счастья Норы. Последующие события наглядно показали Филиппу, как он был наивен и доверчив…
Это случилось в середине января 1452 года. Дон Фернандо отправил своего старшего сына Альфонсо в Сарагосу, к арагонскому королю Хайме III, якобы с тем, чтобы окончательно уладить пограничные споры и склонить Арагон к участию в весеннем походе против Гранадского эмирата. Ничего не заподозривший Филипп согласился сопровождать наследника престола, а когда оба принца, которые могли помешать планам дона Фернандо, достигли Сарагосы, в Толедо было объявлено о помолвке принцессы Бланки с племянником наваррского короля Александром Бискайским и о скорой их свадьбе.
Таинственность, с которой готовился этот брак, и неподобающая поспешность с его заключением немало удивили весь кастильский двор. Не меньшее удивление вызвал и сам факт этого союза, в определенном смысле походившего на мезальянс. Граф Бискайский уже много лет был в большой немилости у своего дяди, Александра Х Наваррского; он постоянно вздорил с ним, оспаривал у него корону, ссылаясь на свою принадлежность к старшей ветви, и плел против
И только один человек, от которого Филипп не имел никаких секретов, разгадал истинные намерения дона Фернандо. Это был падре Антонио. Утром, на следующий день после объявления о помолвке он явился в королевский дворец и обратился к своему собрату падре Эстебану, духовнику Бланки, с просьбой как можно скорее устроить ему встречу с принцессой наедине.
Появление во дворце падре Антонио не вызвало никаких подозрений, поскольку он и преподобный Эстебан были очень дружны; а если кто-то и обратил внимание, что сразу вслед за этим Бланка пришла к своему духовнику, то, наверняка, счел это случайным совпадением. Бланка была девушка весьма набожная, чаще всех остальных посещала церковь, а нередко часами засиживалась у падре Эстебана, умного и образованного человека, всерьез занимавшегося теологическими изысканиями, и вела с ним длительные беседы на религиозную тематику.
Однако в тот день речь шла о более приземленных вещах, и разговаривал с Бланкой падре Антонио. Когда после приветствий и нескольких вежливых фраз преподобный Эстебан удалился, оставив их вдвоем у себя в кабинете, падре Антонио сказал:
— Надеюсь, принцесса, вы знаете, что Филипп для меня как сын родной, и потому я был безмерно огорчен известием о вашей помолвке с графом Бискайским.
— Я тоже огорчена, — откровенно призналась Бланка. — Для меня это так неожиданно… Но причем здесь Филипп?
Падре тяжело вздохнул:
— Боюсь, моя принцесса, то, что я сообщу вам, еще больше огорчит вас. Государь отец ваш не поведал вам о причинах своего странного решения?
— Ну… — Бланка замялась. — В общем, отец объяснил мне. Он сказал, что окончательно потерял надежду на развод Августа Юлия с Изабеллой Французской, и теперь намерен сделать меня королевой Наварры.
— В вашем голосе мне слышится сомнение, — заметил падре.
Где-то с минуту Бланка молчала, глядя на него, затем ответила:
— Вы правы, дон Антонио, я не верю тому, что сказал мне отец. Борьба за наваррский престол приведет к междоусобице в стране, и в конечном итоге Наварра будет разделена между Кастилией, Гасконью и Арагоном.
— Вы говорили отцу о своих сомнениях?
— Нет, падре. Я поняла, что он сам это знает. Он явно замышляет что-то другое, иначе… Если бы он хотел сделать меня королевой, то выдал бы замуж за принца Арагонского. Этот союз устранил бы многие недоразумения между нашими государствами. А так… Я сама теряюсь в догадках.