Принц и Ника
Шрифт:
Даниил при виде меня сразу встаёт с места и подходит поздороваться. К счастью, не пристает с французскими лобызаниями, а деликатно чмокает в щеку.
Взглядом спрашиваю: «какими заборами, пардоньте, ты сюда добирался?», но он не считывает… Эрик бы сразу сообразил и сейчас глазами оправдательный рэп — мотив зачитывал, а Дарт только сверкает темными очами и гипнотизирует голосом:
— Прекрасно выглядишь, Ника.
— Вполне обычно. — тихо отвечаю, а то, смотрю, уши сидящих нервно задергались.
На мне худи и джинсы. Набор стандарт.
Вежливо
— Иди сядь рядом с папой. — шепчет мне.
— Женщина, ты что, я не камикадзе.
— Иди говорю.
— Твой муж, вот ты и садись. Он не любит, когда я…
— Он сам велел. Видишь место рядом с ним свободно. — кидаю взгляд на папу и, наверное, меня глючит.
Прям сильно. Вдохновенно. Возвышенно.
Вселенная переживает гигантский сбой в матрице. Программа вышла из-под контроля и скоро машины захватят мир, потому что мой отец только что сделал мне жестом знак сесть рядом с ним. И слегка улыбнулся? Или его приступ какой настиг, и губы скривило? Может, ему не хорошо?..
— Видишь? — чуть громче добавляет мать, наблюдавшая вместе со мной искажение реальности.
— Ты его травишь чем-то, что ли? Так-то я всегда на твоей стороне, мам, но…
— Иди уже!
Место по левую руку от папы действительно никем не занято. А когда я подхожу и сажусь, он вдруг с надменной улыбкой громко объявляет:
— Вот и моя старшая дочь пожаловала. Она у нас человек занятой, поэтому немного задержки простить ей можем. Давайте начинать ужин.
Не знаю, слышат ли остальные, но моя челюсть с грохотом падает на стол и сотрясает приборы… как в мультиках у героев. Правда, у последних она опускается от любви и удивления. А у меня скорее… охреневает. Святые помидоры! Папа за раз произнёс столько слов обо мне… и самое непривычное — они не содержат негатива или отрицания… К тому же мне почудилась в его голосе гордость? Надо лоб потрогать, может, я валяюсь дома с температурой и брежу…
Но стоит убедиться, что все реально, как незнакомое чувство радости распространяется по телу теплыми колыханиями. Хотя недоверчивая предсказательница все еще придерживается принципа: «Валим…».
Я столько лет мечтала, чтобы он обратил на меня своё внимание. Мечтала перестать быть надо-сыном. Мечтала, чтобы он заметил свою дочь Нику и вот, чудо произошло… но… почему? Что изменилось? Я забыла, что пришила себе что-то между ног? Да вроде ничего там не болтается…
— Даниил, — довольный папа обращается к Дарту, который сидит рядом со мной. — Расскажешь новости?
— Конечно, Илья Олегович! — ладонь Темнейшего опускается на мою, сжимает. Он улыбается мне, затем поднимается на ноги и, взяв в руки иностранный журнал, демонстрирует свое фото на обложке.
Это одна из тех фотографий, которую мы с ним получили на съемке. Серый костюм и уверенный взгляд сделали свое дело…
Энакин под разными соусами хвалит мою работу, говорит обо мне, как о настоящем профессионале и рассказывает
Сердце стучит с бешенной скоростью. Революционеры ушли, но слезы предательски проявились… Папа меня видит! Папа меня видит! И улыбается мне! Он мной гордится. Мной! Никой! И, может, даже любит меня… хотя бы чуть-чуть…
Дарт после удачной речи садится, и папа поднимает бокал:
— За мою Нику! И ее поездку! — объявляет он и все повторяют:
— За Нику!
Ловлю взгляд Насти, которая игриво смеется над чем-то, что ей шепчет сын Гелиоса. Сестра хитро смотрит на меня, делая глоток вина, и я вижу, как ее красная помада оставляет след на прозрачном стекле.
Темнейшество наклоняется к моему уху:
— Удивил? — самодовольно спрашивает он и получает мой благодарный кивок. Затем шепчет тихо, так, чтобы смогла услышать только я. — Не представляешь, как сильно я тебя хочу.
Я вспыхиваю, а Энакин с ухмылкой тянется к своему вину.
*
— Хороший мальчик. — говорит папа о Данииле, позвав меня в свой кабинет после окончания торжественной части семейных посиделок.
Подобной аудиенции я удостаивалась лишь пару раз в школе, когда получала двойки, и еще раз, объявив о нежелании продолжать карьеру юриста. — Рад, что ты поменяла свои специфические вкусы и выбрала достойного себе по статусу и положению.
— Пап, — от его слов в груди неприятно разливается тягучая, скользкая отрава… но я не хочу ругаться. Не сегодня. Пожалуйста. Поэтому кусая губу, произношу. — Мы с Эриком просто друзья. — ведь это правда.
— И так пускай и остается. — морщится он. — Ты же не хочешь меня снова разочаровать?
Задница повторяет: «Валим… и скажи отцу, чтоб впредь предохранялся», но я молчу, уверяя себя, что не предаю лучшего друга, а просто не хочу сегодня в очередной раз сориться с отцом. Эрик бы точно одобрил мое поведение. Он всегда повторяет: «Это твой отец. Мы не выбираем родителей, но, если бы не они, мы не появились бы на свет. Только за одно это они заслуживают уважения.»
Папа расценивает мое молчание по-своему и начинает рассказывать про дела компании, чего раньше тоже никогда за ним не наблюдалось. Оказывается, у него были финансовые трудности, но теперь он нашел партнеров и все улажено. Затем переключается на моих сестер и жалуется на какие-то косяки младшей. Как выясняется, не я одна могу не оправдывать ожидания….
А потом удивляет меня очередным заявлением.
— В это воскресенье наша семья приглашена на ужин к отцу Даниила. Оденься, пожалуйста, нарядно.