Принц Лестат

Райс Энн

А потом вдруг взорвался светом. Я не видел ничего, кроме света. Сверкающие галактики расцветали и рассыпались огнями, мириады бесчисленных звезд пульсировали и гасли, а свет становился ярче и ярче. Я услышал собственный свой крик – далекий, слабый.

Тело Мекаре обмякло в моих объятиях, но я не дал ей упасть. Я прижимал ее к себе, продолжая неутомимо вытягивать кровь и жидкую ткань, продолжая жадно сосать, слушая, как мерное биение ее сердца становится все громче и оглушительней – и вдруг оборвалось. Я глотал и глотал, в рот мне теперь текла одна только кровь.

Сердце у меня разрывалось.

Я опустил Мекаре на пол, но ничего не увидел. Снова сплошная тьма. Тьма. Катастрофа. А потом – свет, ослепительный свет.

Я лежал на полу, раскинув руки и ноги. По всему телу у меня прокатывалось, растекалось жгучее течение. Оно словно бы обшаривало меня, орган за органом, часть за часть, струилось через отделы сердца, заполоняло каждую клеточку, перебирало все подряд – кожа, руки, ноги, лицо, голова… Подобно электричеству, оно прожигало путь по проводам моего тела. Свет делался все ярче и ярче, руки и ноги у меня неконтролируемо подергивались, но в целом ощущения были совершенно экстатическими, и постепенно они завладели всем моим телом – ткани и кости внезапно словно бы собрались заново, стали этим невесомым и прекрасным существом – мной.

Тело мое превратилось в этот свет – пульсирующий, дрожащий, мерцающий свет, яркий и ослепительный. Он изливался, бил из пальцев на руках и ногах, из детородного органа, из черепа. Он вновь и вновь зарождался во мне, в глубинах моего бьющегося сердца, растекался во все стороны, и я казался себе просто огромным, небывало огромным, сгустком непрестанно расширяющегося света, слепящего света, дивного и совершенного.

Я снова закричал и услышал свой крик словно со стороны. Я и не осознавал, что кричу, просто вдруг услышал.

Свет вспыхнул с новой силой, и я подумал, что ослеп навсегда, но тут различил потолок у себя над головой и круглую люстру – яркие призматические цвета дробящихся лучей. Комната снова образовалась вокруг меня, словно спустилась с небес. Вдруг оказалось, что я не лежу ничком, а стою на ногах.

Ни разу за все века своего существования я не ощущал подобного могущества. Даже взмывая в поднебесье при помощи Облачного Дара – наслаждаясь полнейшим бесстрашием, бесшабашностью и безграничностью обретенных сил.

Я словно бы уже вознесся к звездам – а ведь даже из комнаты еще не вышел.

Я посмотрел на Мекаре. Мертва. Осела на колени, а потом завалилась на правый бок, так что вырванного глаза стало не видно, а слева лицо ее выглядело как всегда – прекрасно и безупречно. Глаз полуприкрыт, точно во сне. До чего же хороша, до чего безупречна – цветок, оброненный на дорожку в саду, всей своей жизнью предназначенный для этого мимолетного момента.

В уши мне ворвался рев ветра. Ветер и пение, словно я очутился в царстве ангелов. А потом – голоса, голоса отовсюду, вздымающиеся и утихающие, точно шум волн, неумолчные голоса, всплески голосов – словно кто-то плескал на стены моей вселенной расплавленное золото красок.

– Ты со мной? – прошептал я.

– С тобой, – отозвался он у меня в голове – ясно и отчетливо.

– Видишь ли ты то же, что и я?

– Да, и это

прекрасно.

– Слышишь ли ты то же, что и я?

– Да, и это прекрасно.

– Взор мой остер, как никогда прежде, – сказал я.

– И мой.

Нас обволакивало облако звуков – безграничных, нескончаемых, сплетающихся в одну великую симфонию.

Я поглядел на руки. Они пульсировали, как и все мое тело, как и весь дивный мир кругом. Никогда еще собственные руки не казались мне таким чудом и совершенством.

– Это твои руки? – спросил я.

– Мои, – уверенно отозвался он.

Я повернулся к зеркалу.

– Твои глаза? – спросил я, глядя в глаза своему отражению.

– Мои.

Я тихо и протяжно вздохнул.

– Мы прекрасны, ты и я.

Я разглядел в зеркале, за собственным своим все еще потрясенным лицом, отражения всех остальных. Они пришли ко мне.

Я повернулся. Все до единого пришли сюда, выстроились вдоль стены. И все пребывали в ошеломлении, все взирали на меня – и молчали. Никто не проронил ни слова, никто не бросил на тело Мекаре на полу взгляд, полный ужаса и удивления.

Они всё видели! Видели мысленным взором! Все видели и все знали. Я не проливал ее драгоценную кровь. Не поднимал на нее дерзновенную руку. Я всего лишь принял ее приглашение. Все знали, что произошло, все почувствовали это – так же безошибочно, как я в тот давний день ощутил, что Мекаре забрала Источник у Акаши.

Никогда еще никто из них – да вообще никто в мире – не казался мне таким ярким и полным особой индивидуальности. От каждого словно бы исходило свечение хрупкой силы, каждый отмечен был печатью собственной неповторимой энергии, каждый обладал собственным уникальным даром.

Я никак не мог насмотреться на них, надивиться на красоту их лиц, на тонкую смену мельчайших выражений, что пробегали у них по глазам и губам.

– Виват, Принц Лестат! – вскричал Бенджи. – Все кончено!

– Ты наш Принц! – заявил Сет.

– Теперь ты – помазанник, – прибавила Сиврейн.

– Ты избран им и ею, – вторил Грегори, – тем, кто дает жизнь нам всем, и той, что была Царицей Проклятых.

Амель тихонько рассмеялся у меня в голове.

– Ты мой возлюбленный, – прошептал он.

Я стоял молча, вслушиваясь в еле уловимое шевеление у себя внутри – словно бы крохотные тонкие щупальца тянулись из моего мозга вниз по позвоночнику, в руки и ноги. Я видел их, видел слабые золотистые электрические разряды.

Из глубин моей души – печальной, мятущейся души, кладовой всего, что я когда-либо испытал и пережил – рвался наружу вопль: «Никогда больше я не буду одинок!»

– Нет, никогда! Ты больше никогда не будешь одинок! – откликнулся Голос.

Я снова обвел взглядом всех остальных, всех, кто толпился вокруг в благоговейном ожидании. Я видел немое восхищение на лице Мариуса, тихое меланхолическое доверие на лице Луи, детский восторг на лице Армана. Я читал их сомнения, подозрения, вопросы, на миг притихшие под гнетом потрясения. Я знал, что они думают, что переживают.