Принц на белом коне
Шрифт:
Я невольно сфокусировала внимание на её красивом, надо сказать изящном ноготке. Он был формой почти как у меня, но маникюр на нём был более интересный. По кромке, ближе к основанию, угадывался витиеватый рисунок в виде узора.
– Водить никого не буду! – ответила, я как мне показалось за неё. Однако ошиблась.
– Ну это само собой! – сказала Юля, и стала объяснять условия, на которых она меня пускает: – Ты должна создавать эффект присутствия.
– Это как? – не поняла я.
– Видишь ли, сейчас время отпусков и активизировались воришки, – заговорила она тоном учительницы. –
Я насторожилась. Уж не хочет ли она мне поручить работу, которую должна делать сама?
– А что это за признаки? – осторожно поинтересовалась я.
– Первым делом проверяют почтовые ящики, – стала объяснять Юля. – Если ящик забит рекламными буклетами и прессой, значит это попросту некому забирать. Кроме этого смотрят на окна. По вечерам не горит свет, ещё одна примета. Есть масса других уловок. Например, вставляют в замочную скважину волосок или в щель между косяком и дверью спичку. На следующий день сразу видно, входил кто-то в квартиру или нет. Ведь волосок собьётся ключом, а спичка выпадет на пол, если двери открыть…
– Значит мне придётся вынимать прессу, включать свет и музыку, – сделала я вывод.
Глава 20. Страшная новость
Вместо запланированных трёх дней, я провела на квартире, ключи от которой мне дала Труфанова, неделю. Хорошо, что её хозяйка продлила себе каникулы, о чём сообщила детективу по телефону. Причина банальна, если самого Старикова упрятали за решётку быстро, то его многочисленных помощников ещё неделю «гоняли» по Москве и её окрестностям. Лишь сегодня с утра Юля объявила мне, что я в безопасности. Хотя я и так не пряталась особо. Жильё на время поменяла, а от привычек шляться по ночам не отказалась. Так я стала узнаваемой стразу в двух ночных клубах и дополнила свою копилку парой флиртов с продолжением на одну ночь. Лёнька, сын олигарха торгующего услугами связи, был от меня без ума, но молод, а Фрол оказался не в моём вкусе.
На улице было пасмурно. Я ещё долго слонялась по квартире, пытаясь заставить себя убрать хотя бы в ванной и помыть посуду, но ограничилась тем, что просто составила её в раковину. В конце концов, Юля сама сказала, что своим появлением здесь я избавила её от необходимости включать по вечерам свет, и вынимать из почтового ящика весь тот хлам, что суют в него рекламные агенты. Имитируя присутствие в квартире людей, я всё-таки не только делала какую-то работу, но ещё и рисковала.
Въезд во двор оказался перекрыт машиной, которая привезла в аптеку товар и я пошла пешком. Странно, меня не было здесь всего ничего, а, казалось, прошла целая вечность. Что-то было не так… Я шла через двор и не могла понять, почему так странно посмотрела мне вслед соседка, не поздоровался, приветливый до этого, дворник-киргиз и отчего молодая мама суетливо взяла на руки ребёнка, который крутился около подъезда. Я прожила здесь всего пару недель и эти люди по определению не могли меня знать, а складывалось впечатление, будто бы стала за время своего отсутствия телезвездой.
– Может быть Бармалей постарался? – гадала я вслух, открывая двери.
Странно,
Что за чертовщина? – удивилась я, отступая на шаг от двери и собираясь с мыслями. – Наведаться ко мне люди Старика до ареста, конечно, могли, но ведь замок менять они уж точно не стали бы. Неужели снова идти к Мишке?
Двери долго никто не открывал, и я уже собралась уходить, как из квартиры раздался грохот.
– Понятно, снова на рогах! – пробормотала я.
Раздался звук открывающегося замка и, на пороге, возник полуодетый Мишка. Его взгляд был устремлён куда-то мимо моего правого уха. Причём глаза смотрели как бы в разные стороны.
– Кто? – изрёк он, и вдруг попытался закрыть дверь.
– Тихо! – Я выставила руку и вошла, сдвинув его в сторону.
Мишка повёл себя, по меньшей мере, странно. Он вдруг стал пятиться задом, пока не налетел спиной на стену.
– Кыш! – вырвалось у него с воздухом и слюной, повисшей на нижней губе.
– Что с тобой? – спросила я, вглядываясь в его глаза. – Неужели допился? И в каком я тебе предстала образе, если так?
– Ы-ыы! – провыл он и стал креститься.
Стало жутковато. Однако, так и подмывало поиздеваться над болезным, и я провела ладошкой у себя над темечком, гадая:
– Я, наверное, с рогами? Или нет, дай угадаю? С крыльями? А может у меня нимб?!
Рука Мишки после крестного знамени, словно крестился гирею, безвольно упала вдоль туловища.
– Что, теперь меня грохнуть решила? – ошарашил он.
Пришла очередь испугаться мне.
– Ты что несёшь? – спросила я.
– Бармалея за что? – Он вытаращился на меня стеклянными глазами и громко икнул.
– Фу! – Я скривилась от запаха перегара и помахала перед его лицом ладошкой.
Он попытался поймать меня за запястье, но не смог и промахнулся, хватившись за пустоту. В следующий момент, словно вес пригоршни воздуха оказался неподъёмным, он полетел вслед за стиснутым кулаком и с размаху врезался лбом в стену.
– Уй-ху-е! – провыл он, корчась на полу и жмурясь от боли.
Я знала, если он проспал хотя бы час, то после такой встряски быстро придёт в себя и направилась в комнату.
Сзади сначала доносилась возня и кряхтенье. По звукам я поняла, Мишка поднялся. Потом стали надвигаться нетвёрдые шаги. Мишка проковылял мимо и прямо к столу. Схватив с него бутылку минеральной воды, он приник к горлышку и стал жадно пить. Вода тоненькими струйками катилась по небритому подбородку, оставляла мокрые дорожки на шее и превращалась в пятна на ржавого цвета майке. Осушив бутылку, он громко отрыгнул воздухом, и с размаху уселся в кресло.
– Хорош! – констатировала я, стараясь не смотреть на вывалившееся из трусов хозяйство, похожее на клубни картошки в волосатой мешковине. Другая бы на моём месте с воем бросилась прочь, но не я, потому как знала, их хозяин забыл о существовании такового богатства до полного вытрезвления.
– Ты где пропадала? – сподобился и спросил он.
– А ты никак с горя запил? – съязвила я. – Не вынес разлуки со мной?
– С горя, – подтвердил Мишка и сжал губы, словно ребёнок, готовый расплакаться.