Принц шутов

Лоуренс Марк

— Ты все еще не ответил на вопрос.

— Я взял у сильного! — Снорри ухмыльнулся и принял у кузнеца топор. — Тот здоровяк, что был с Тэпрутом, когда мы уезжали. Рональдо Изумительный! Цирковой силач. — Не норсийский топор, конечно, но приличный пехотный, с треугольным лезвием и окованной железом, потемневшей от времени рукоятью из ясеня. Топор всегда считался крестьянским оружием, но этот, по крайней мере, был сделан для крестьянина, зачисленного в отряд какого-то лорда. Снорри покрутил его в опасной близости от прилавка и нас с кузнецом. —

Рональдо Изумительный побился со мной об заклад, что он сильнее. И проиграл. Карлик сказал, что теперь его будут звать Рональдо Изумленный! — Снорри вскинул топор и поднес лезвие к самому уху, словно прислушиваясь. — Беру.

— Три.

Кузнец поднял соответствующее количество пальцев, будто Снорри не понимал имперского наречия.

— Да это грабеж! Три серебром за рабочий инструмент?

Но Снорри заплатил.

— Не стоит торговаться, если речь идет об оружии. Покупай — или не покупай. Аргументы прибереги до того момента, когда оно окажется у тебя.

— Надо все же добыть тебе меч. Когда финансы позволят.

Снорри помотал головой.

— Мне — топор. Мечи создают обманчивое впечатление, что ты сможешь отбиться. С топором можно разве что атаковать. Так меня назвал отец — Снорри значит «атака». — Он поднял топор над головой. — Люди думают, что от меня можно отбиться — но я бью, и они падают.

— Что за хрень эти нерожденные?

Я три дня не решался задать этот вопрос. Мы въехали в город Пентакост, проскакав от границы сотню километров. Снорри все еще ездил как бревно, но, к счастью, был и вынослив, подобно оному, и ни разу не пожаловался. Дождь застиг нас в пути и лил нам на головы минут десять, из конюшни мы вышли мокрые до нитки и теперь сидели каждый посреди собственного маленького озерца, помаленечку испуская пар перед пустым очагом таверны «Король Роны».

— Не знаешь?

Снорри поднял мокрые брови, пригладил волосы и стряхнул с пальцев воду.

— Нет. — У меня так часто бывает. Дурная привычка стирать из памяти все неприятное — я с детства так делаю. Искреннее удивление очень помогает, когда приходится сталкиваться с неприятной необходимостью. Конечно, если речь идет о выплате долгов, забывчивость может стоить переломанных пальцев. Или чего похуже. Думаю, это такая разновидность лжи — самообман. Часто говорят, что лучшие лжецы сами себе верят; тогда я вообще самый лучший, потому что повторяю ложь, покуда сам в нее не поверю до конца, никаких полумер! — Нет, не знаю.

За время наших скитаний по унылым грязным дорогам мимо бесконечных жалких хуторов я провел немало времени, вспоминая о прелестях Черри и отрадной склонности Лулы к исследованиям, но тот случай у могил… Ничего, лишь краткое воспоминание о девушке, скачущей на помощь. С десяток раз я представлял, как подпрыгивали ее груди, когда она проносилась мимо. Пришлось мокнуть на протяжении трех часов в конце трехдневной скачки, чтобы нерожденный будто бы настойчиво напомнил о себе, и

я наконец спросил. Правда, решил я, всяко не окажется хуже того, что я уже начал воображать. Будем надеяться.

— Как это ты не знаешь? — повторил Снорри. Он не стукнул кулаком по столу, хотя ему явно хотелось.

Снорри оказался идеальным попутчиком для человека, не желающего зацикливаться на своих прежних ошибках. Снорри волновали его цели, устремления, любовь и опасность — и все это было впереди, а Красная Марка со своим народом, бабка и ее Молчаливая Сестра остались позади и больше не волновали.

— Как это ты не знаешь, а?

— Ну, вот как ты, например, не знаешь, сколько будет одиннадцать помножить на двенадцать…

— Сто тридцать два.

Черт!

— Меня просто интересуют более приятные вещи, Снорри. Если на этом нельзя скакать так или иначе, если оно не играет в карты и кости и не пьет вино — что мне до него! Особенно когда оно чужеземное. Или языческое. Или то и другое сразу. Но это… оно… сказало нечто, обеспокоившее меня.

— Жертва. — Снорри кивнул. — Его послали за нами.

— Кто? Ты на днях сказал, что это мог быть Мертвый Король, но, может, это кто-то другой? — Я бы, конечно, предпочел кого-то другого, ясное дело. — Какой-то некромант или…

— Мертвый Король — единственный, кто в принципе может послать куда-либо нерожденных. Они смеются над некромантами.

— Так. Этот Мертвый Король — я слышал о нем.

Снорри развел руками, побуждая меня раскрыть тему.

— Бреттанский лорд. Безбожник с Затонувших островов. — Я пригубил вино. Ронийское красное — редкая гадость, все равно что уксус с перцем. Другие страны были бы куда лучше, если бы там не болталось столько приезжих со своими пожитками, таких, как Мертвый Король.

— И все? И это все, что ты знаешь про Мертвого Короля? «Он с Затонувших островов»!

Мне казалось, что Снорри испускает пар куда энергичнее, чем прежде.

Я пожал плечами.

— Зачем какому-то бреттанцу посылать за нами чудовище? Откуда он вообще знает? Спорим, Мэрес Аллус натравил его. Шесть к десяти. Мэрес Аллус!

— Ха! — Снорри допил эль, вытер пену с усов и хотел было заказать еще, но вспомнил о нашей бедности. — Это, Ял, все равно как если минога будет приказывать киту. Этот твой Аллус — ничто. В десяти километрах за городской чертой о нем уже никто и не знает.

Принц Ял, чтоб его! Десять километров за городской чертой — и уже никто не знает, что я принц.

— Тогда зачем посылать чудовище?

— Мертвый Король и эта Молчаливая Сестра — они как кукловоды, они ведут игру по всей империи, они и им подобные, переставляют на доске королей и лордов. Кто знает, что им в конечном счете нужно? Возможно, перекроить империю и дать ей марионеточного императора, а то и смахнуть фигуры с доски и начать все заново. В любом случае нерожденный сказал, что мы несем в себе цели Красной Королевы и магию. И это верно.