Принц снов
Шрифт:
Принц же не стал объяснять, что боится вовсе не того, что происходит сейчас; просто неожиданно, порою в самый неподходящий момент, приходят воспоминания – они-то и вызывают страх.
Вскоре показалась грузовая повозка вместе с привязанным к ней верблюдом карлика-музыканта. Поклажу охраняли два ташека, наемник и фибский воин. Знакомыми среди них были лишь Цепор и Данел. В дальнем конце открытой повозки, в своем обычном наряде, служившим верой и правдой и в прачечной, и на марше, восседал мастер Ден. Спиной он удобно уперся в гору красных тюков, а ноги спустил вниз, причем носки едва не волочились по земле. Явно не представляя всю живописность
– Мастер Ден.
Льешо выровнял лошадь рядом с учителем. Отпустив поводья и расслабив ноги, юноша, сам того не замечая, скопировал позу лукавого бога.
– Мастер корыта, насколько я понимаю. – Есугей характерным жестом гарнов повел плечом в сторону тюков. – Не знал, что в Фибии прачка ставит себя выше принца.
Тон этого замечания предполагал, что подобное распределение рангов объясняет, каким образом на фибском троне оказался бандит из Гарнии.
Оскорбление возмутило Льешо, и он уже приготовился ответить колкостью на колкость, однако мастер Ден похлопал его по ноге, словно успокаивая разыгравшуюся лошадь. Удивительно, но столь простой прием подействовал. Принц почувствовал, что злоба отходит. Многое изменилось в мире, но мастер Ден продолжал оставаться тем солнцем, по которому Льешо планировал свои времена года. Во всяком случае, до того момента, пока учителю не приходило в голову выдернуть из-под ученика седельную попону. Чи-Чу, лукавый бог, вполне мог это сделать – такова была его натура. Точно так же, как натура гарнского вождя побуждала его выискивать слабые места потенциального противника.
– Даже принц может многому научиться у толковой прачки, – заметил мастер Ден.
– Ну да, например, стирать рубашки. Для принца-воина это самое необходимое умение, – съехидничал Есугей, однако в глазах его читался вопрос.
Он сидел на очень высокой лошади и должен был бы оказаться выше мастера Дена. Голова Льешо маячила на уровне колена вождя, и в то же время сидящий на повозке мастер Ден смотрел ему прямо в глаза своим лукавым, полным секретов взглядом.
– И это тоже, – ответил мастер Ден. – Когда враги продали принца в рабство, ему пришлось испытать кое-что пострашнее, чем стирка рубашек.
Например, опробовать на себе приготовленные жестоким магом яды, подумал Льешо. Он промолчал, потому что неожиданно застыдился времени, которое провел в прачечной мастера Дена, закованный в цепи.
Но лукавый бог с хитрой улыбкой продолжал:
– Когда же принц преодолеет свое несправедливо заниженное положение, он сможет научиться массе разнообразных полезных дел.
– На Жемчужном острове мастер Ден обучал гладиаторов рукопашному бою, – пояснил Льешо.
– Гладиатор, прачка, а теперь еще и принц-воин. За такую короткую жизнь ты многое успел, – заметил Есугей. Потом, показав на карлика, поинтересовался: – А это, должно быть, твой оруженосец?
Собачьи Уши перестал играть и странным для своего телосложения жестом поднял руки, словно сразу сдаваясь.
– Всего лишь ничтожный музыкант, милостивый вождь, который рассказывает в песнях славную историю нашего похода. Увы, я не воин. Но вот эта обезьянка
Маленький Братец, не просыпаясь, что-то проверещал, и Льешо улыбнулся.
– Больше того, она умудрилась спасти мне жизнь, – добавил он и нежно погладил крошечное существо.
Есугей рассмеялся, обезоруженный серьезностью странного маленького человечка и трогательным видом одетой в форму имперского ополчения обезьянки.
– Хан снимет с меня голову за то, что я притащил к нему эту удивительную компанию сумасшедших.
– И все же, – возразил мастер Ден с характерной улыбкой, – ваш шаман видит именно такие сны, разве я не прав?
– Прав, – согласился Есугей. Он без излишнего стеснения уставился прямо в лицо лукавого бога и, судя по всему, наконец получил ответ на мучивший его вопрос, хотя ответ этот был не слишком приятным. – Сны шамана никогда не предвещают удачи.
– Во времена неприятностей, – согласился мастер Ден, – удача и неудача ходят рука об руку.
Есугей принял эти слова за пророчество и решил, что дело хана – отличить добро от зла. Поклонившись с невесть откуда взявшимся уважением, вождь отправился на свое место во главе колонны.
Льешо уже почти забыл, зачем оказался в тылу. Однако стоило Есугею встать рядом со своими соотечественниками, он вспомнил о переданном Каду известии.
– Ты хотел меня видеть?
– М-м-м…
Мастер Ден закрыл глаза и положил голову на тюк.
– Может быть, ты хотел мне что-нибудь сообщить? Или, наоборот, спросить?
Льешо выяснял осторожно, вежливо. Мастер Ден не выносил резкого тона.
– М-м-м…
Мастер Ден повернулся, и от этого движения пружины повозки жалобно заскрипели. Казалось, он как можно удобнее устраивается на отдых.
– И что же, это все?
– Самое время немного поспать, тебе не кажется?
Великое солнце уже садилось. Льешо взглянул на сладко спящего Маленького Братца – тот развалился так, словно костей в его теле не было вовсе. Напряжение исчезло само собой. Волосы ласково гладил прохладный ветер, а звук задумчивой песни флейты уносил и дурные воспоминания, и страхи. Льешо решил, что сон действительно не помешает. Но не для этого же его звал к себе мастер Ден. Принц спросил еще раз.
Мастер Ден пожал плечами, и повозка снова заскрипела.
– Я просто хотел выяснить, что это за гарнский вождь, которого ты нам притащил. Уже выяснил.
Сам собой напрашивался вопрос, к какому же выводу пришел учитель. И Ден словно услышал невысказанные слова.
– Хороший человек, – заметил он и добавил: – Подойдет.
– Мне тоже так показалось.
К чему относилось это «подойдет», Льешо еще не решил, но колыбельная карлика уже начала действовать. Мастер Ден взял из рук принца поводья и привязал их к задку повозки. Освободившись от необходимости следить за лошадью, юноша улегся между тюками и уснул. Под надежной защитой лукавого бога и музыканта он спал крепко, и сновидения не беспокоили его.
Разбудила Льешо маленькая нога – обезьянка уже выспалась и теперь настойчиво толкала его в бок. Великое солнце готовилось опуститься за горизонт, но в его последних косых лучах еще можно было разглядеть разбросанные вдали белые войлочные шатры – юрты. В сумерках Льешо заметил, что они меньше, чем он предполагал, – светлые холмики столпились на богатой травой равнине, словно испуганные овцы, а над ними опрокинулась чаша темно-синего, с пурпурным отливом по краям неба.
– Мы уже приехали?