Принц теней
Шрифт:
– Думаешь, он не опасен? – обратился колдун к дочери, будто Льешо и не было в комнате.
– Я слышу и могу говорить, – напомнил им юноша. – Если вас что-то интересует, спросите меня.
– Льешо, – начал было Якс, сурово нахмурив брови, но Хабиба поднял руку, чтобы учитель замолчал, и устремил на юношу испепеляющий взгляд, словно проникающий насквозь.
Через мгновение ничем не прикрытое изучение внутренней сути юноши скрылось за безмятежным фасадом вежливости. Он неодобрительно цыкнул и спросил:
– Тебе когда-нибудь доводилось убивать человека?
– Нет, но…
– Тогда ты
– Так и она не знает…
По безмолвному указанию Хабибы мастер Якс стоял в стороне, не вмешиваясь в устную перепалку. Он скрестил руки на груди, словно чтобы не дать воли кипевшим словам, но тут не выдержал:
– Каду, конечно же, права. По крайней мере, он не станет убивать на играх. Я в этом уверен.
– Мы не готовим здесь гладиаторов, Якс, как тебе должно быть известно. Нас интересует, сможет ли он убивать в честной битве, защитить себя или же спасти жизнь своего подопечного от нападения убийц.
Льешо опять хотел напомнить, чтобы они не разговаривали словно его вовсе здесь нет, но последние слова Хабибы лишили его каких бы то ни было аргументов. Убийства по политическим причинам?
– Не думаю, что он вообще сможет убивать, – продолжила свою оценку Каду. – Тем более для защиты собственной жизни, ему ведь внушили, что она и гроша не стоит. Разве только если надо будет спасти человека… но это его сломает.
– Вы не видели, как он орудует ножом, – отметил Якс. – Он хорошо знает, как обращаться с традиционным фибским лезвием; и я подозреваю, что и в семь лет это оружие смогло быть смертельным в его руках. Не уверен, что он ни разу не убивал в своей жизни, хотя на Жемчужном острове такого, конечно же, не случалось.
– Если ему это и доводилось, то память не сохранила о том ни малейшего воспоминания, – сообщила Каду. – Во время нашей схватки я не увидела ни следа осознания возможности собственноручно заколоть меня.
Без предупреждения мастер Якс достал из ножен за спиной фибское лезвие и бросил его, нацелившись прямо в сердце юноши. Инстинктивно Льешо повернулся боком и отступил с траектории приближающегося ножа. Тем же движением он поймал летящее оружие и послал его обратно. Якс был готов к такому выпаду, но все же острие поцарапало его бицепс и вонзилось в деревянную балку стены. Не увернись Якс, нож попал бы ему в грудь, туда же, куда метил он сам.
Он зажал пальцами ранку на правой руке:
– Его тренировал Ден, но юноша попал к нам уже с рядом смертельных приемов. Насколько мне известно, ножом он только и знает, как убивать .
В ужасе Льешо уставился на кровь, капающую с плеча учителя. Ни разу за все время занятий у Дена он не ранил лезвием человека. Он чувствовал себя в такой безопасности на тренировках, что и не воспринимал их как упражнения с оружием, а обращался с ножом в фигурах чисто для молитвы, доводя навыки до совершенства. Убийства были частью гладиаторского искусства, что Льешо не принял во внимание, когда выбирал путь к свободе. Из-за такого недосмотра мастер Якс мог поплатиться жизнью. Разум юноши отказывался воспринимать очевидный факт, что брошенный учителем нож мог убить его самого. Якс оценил всю опасность своего поступка, тем
– Мне очень жаль, – запинаясь, извинился он и прижал руку ко рту. – Меня сейчас стошнит.
– Ну уж нет! – Каду потащила его из кабинета надзирателя за угол дома, поросший всякой зеленью. – Вот теперь пожалуйста: тебя никто не увидит, к тому же ты будешь не первым, почтившим вниманием эти кусты. Хотя ты, безусловно, осквернишь этот дом. Понадобятся недели, чтобы вновь очистить его, а время стоит нам дорого.
Она разговаривала с ним как с равным, и Льешо дивился, как ему удалось вызвать ее уважение, несмотря на притворство. Он никогда не убивал, от самой мысли об этом его выворачивало в кустах, как младенца. Каду же присела рядом и трясла за руку, чтобы привлечь его внимание.
– Тут нечего стыдится. – Она кивнула головой в сторону зелени, которую он облагородил. – Я никогда не стала бы сражаться с человеком, который, едва не убив друга, сохранил бы спокойствие.
Льешо понимал, что Каду пытается утешить его, однако ее слова возымели противоположный эффект. Мастер Якс был на волосок от смерти по его вине; только знание того, что юноша способен отреагировать смертельным контрприемом, спасло ему жизнь. Льешо затрясся. Зубы застучали от судорожных сокращений челюсти, отчего он даже прикусил кончик языка.
– Нeт! – произнес он, пытаясь ослабить дрожь, не отпуская живот, угрожавший очередным приступом. – Нет, нет, нет, нет, нет!
– Шок, – поставила диагноз Каду и помогла ему подняться.
Юноше удалось последовать за ней, переставляя ноги, которых он не чувствовал. Она подвела его к двери кабинета, но не зашла внутрь.
– Ему нужно теплое питье и десять часов сна, – сообщила она мужчинам.
– Отведи его и посели, – ответил Хабиба. – Я как-нибудь объясню его отсутствие на официальной аудиенции у правителя.
Мастер Якс ничего не сказал, лишь опустил глаза, встретив взгляд Льешо. Он не успел скрыть чувства, и Льешо поймал сожаление, но не извинение в душе учителя. Откуда-то, из далеких осколков прошлого, выплыла фраза фибской мудрости: «Ты не можешь развить самопознание. Ты способен лишь предоставить ищущему возможность понять себя». Был ли поступок мастера Якса именно таким приемом? Учитель дал Льешо шанс осознать, что он убийца, воспитанный таковым с колыбели? Предатель друга? Ему не нужно такое знание, он отказывается принять его. Он не убивал и никогда не станет. Каду так считает, и отец согласен с ней. Только Якс заявил, что юноша способен вероломно забирать жизни людей. Только человек, который тренировал его, наблюдал за ним и знает его.
Будь пруд под мостом, который они пересекали, достаточно глубоким, юноша бросился бы вниз и утопился. Но вода была мелкой и заросшей камышом. Все, чего бы он добился, так это выставил себя на посмешище и испортил единственную одежду. Поэтому он молча следовал за Каду к низкому домику на коротких сваях, с зеленой загибающейся крышей и бумажными ставнями, открытыми тускнеющему свету. В доме была одна комната со скромным убранством: четыре низкие кровати, столько же стульев, маленький очаг для еды, остывший с обеда, и разного рода корзины с бельем и едой.