Принц Уэльский
Шрифт:
Но вот появляется в море во время ночного прилива гигантская горбатая тень, выползает на берег и движется по отмели.
Медленно, как во сне, бредет это морщинистое существо - королева рифа, готовая к битве и закованная в рыцарский панцирь. Когда она не в воде и весит почти двести килограммов, двигаться по песку - мучение. Но уже конец октября, и надо идти. Надо отложить яйца.
Так будет еще не однажды. Может быть, пять раз, а может, и семь - до конца февраля... Черепаха бисса не уйдет далеко от берега. Сорок или пятьдесят метров. Но каких! Она уже устала, а ведь нужно еще рыть яму метровой глубины. И она роет. Всеми четырьмя лапами; когда же приступает
Им предстоит куда более тяжелый и страшный путь к морю, чем их матери: сквозь строй чаек и цапель днем, крабов-привидений и акул - ночью. Лишь четверо или шестеро черепашат из вылупившихся за сезон двухсот достигнут воды. Хорошо еще, что нет двуногих врагов: охота на зеленую черепаху, черепаху бисса (настоящую каретту) и логгерхед (ложную каретту) давно запрещена. Бисса уже не платит жизнью за черепаховый рог, фактория на Хероне по его переработке закрыта, и суп из черепахи сварят разве что браконьеры... Но почти никто из потомства все же не уцелеет.
Это будет потом. А сейчас яма закопана, маскировочная траншея проделана, и надо как-то доковылять до воды. И она ползет, пуская слюну от страшной усталости.
Ползет уже сто миллионов лет.
Петенька замолчал и закрыл глаза.
Я тоже молчал. В окна сырого, прогнившего общежития смотрела глубокая ночь.
– Да...- сказал я.- Понимаю. Но что ты будешь там делать?
– Займусь подводными съемками. Буду оформлять альбомы для разных издательств. А главное - устрою образцовую черепашью ферму. Такие есть, и давно! Компания "Caribbean Conservation" накрывает ямы с яйцами проволочной сетью, собирает в нее молодняк, самолетами отправляет его в охраняемые районы и выпускает у берега.- Петенька возбужденно сел.- Черепаху можно держать в тазу, в ванне - ничего сложного! Надо только дважды в день менять воду, давать свежий корм и не забывать про антигрибковую мазь. А некоторые "абос" аборигены - даже и воду не меняют.
– Ленятся?
– Да нет... Выставляют клетки на отмель, а прилив и отлив все делают сами. Ты не хочешь поехать со мной?
Я закашлялся.
– А что такого?
– энергично продолжал Петенька, с надеждой глядя на меня.Конечно, к этой стране на хромой козе не подъедешь, но... Семьи у тебя нет, карьера явно не светит, временную визу я тебе всегда устрою. А дальше посмотрим... При их безлюдье и просторах стоит сделать один шаг в сторону от цивилизации - и пробабилитность того, что кто-то когда-то спросит у тебя документы, равна нулю! Даже в туземную лавочку гонять на моторке буду я. И фермой моей власти будут довольны... А может, мы тебя со временем и легализуем. Пиши себе, читай в тишине... А?
– Заманчиво, конечно...- сказал я.- Спасибо, Петенька. Ты только какой-нибудь чушке вроде Глызина не расскажи свою сказку. А то поднимут они с Сэмом Афанасьевым архивы, откопают утаенное инородцами завещание Миклухо-Маклая в пользу ЗАО "Русич" со штаб-квартирой в Сан-Франциско... и твоих черепашат никакое ЮНЕСКО не спасет. Он, кстати, не знает, где твой мухопитомник?
– Не волнуйся. Так что, едем?
– Нет.
– Почему?
– Не хочу становиться в позу, но я привык к своей стране. А потом, кому там нужно то, что я пишу?
– А здесь кому?
– Он криво улыбнулся.- Посмотри на себя.
– Нет, лучше ты на себя...
– Родители меня отпускают. А остальным наплевать, наплевать,
– крикнул он.
– Хорошо. Мне не наплевать.
– Тебе?
– Он широко раскрыл глаза.- Я тебе нужен?
– Но я же тебе, оказывается, нужен...
Мы долго молчали, не глядя друг на друга. Потом он опять нахмурился.
– И что нас ждет рядом с глызиными? Любоваться на них всю жизнь? Ну нет!
– Я тоже не могу им помешать как надо бы. Но пытаюсь.
– У тебя есть свой Риф?
– Да. Единственное, что реально осталось.
– Покажешь?
– Конечно. Ты, Петенька, хорошо учился в школе?
– Прилично!
– Я был уверен. Значит, ты найдешь его на карте в два счета. Скажи, откуда этот отрывок?
Я сунул руку в тумбочку, набитую книгами, и вытащил не очень толстый зеленый томик с цифрой "5" на корешке.
– Вот, слушай: "Все похоже на правду, все может статься с человеком. Нынешний же пламенный юноша отскочил бы с ужасом, если бы показали ему его же портрет в старости. Забирайте же с собой в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом! Грозна, страшна грядущая впереди старость и ничего не отдает назад и обратно! Могила милосерднее ее, на могиле напишется:
"Здесь погребен человек!" - но ничего не прочитаешь в хладных, бесчувственных чертах бесчеловечной старости..."
Он сделал движение, словно хотел закрыть лицо руками.
– Я никогда этого не слышал,- тихо и уверенно сказал он.- Я бы не забыл. Кто это?
– Гоголь. "Мертвые души". Если хочешь, возьми с собой.
Он взял.
– И это они хотят заглушить матом...- Петенька вдруг оживился.- Знаешь, что я сделаю? Позвоню завтра, раскошелюсь - на святое дело не жалко. А потом придут двое ребят... один повыше и с залысинами, у другого сломан нос... и оставят от этих курсов груду мусора!
– Ну вот... Не все же здесь такие, как Глызин! Оставите кучу бедолаг без крова - и все. А дядю моего хорошо отблагодаришь? Нет уж, Петенька, хуже, чем они сами себе делают, им никто не сделает. Решай лучше свою судьбу!
– Я еще ничего не знаю,- сказал он через пару минут, вздохнув.- Мне надо подумать... Но, наверное, с завтрашнего дня я начну сворачивать дела.
Однако завтрашнего дня не оказалось.
Я появился в нашем недолюксе около семи вечера и сразу почувствовал: что-то случилось! Будучи примерным мальчиком, Петенька никогда не разбрасывал своих вещей, а сейчас они валялись как попало, словно кто-то совершил жадный и стремительный обыск. Самого Петеньки нигде не было, хотя я был уверен, что он рядом. Я заглянул в ванную, во все туалеты, наконец подошел к знакомой железной двери и увидел невероятное: она была приоткрыта... "Ремонтируют",подумал я со слабой надеждой, хотя ремонт был почти закончен. Миновав пещеру унитазов, я внедрился в щель и проник в бывшую Петенькину комнату.
Она была пуста. Но дверь в коридорчик кто-то распахнул, и оттуда слышались хриплые, возбужденные голоса. Я двинулся туда, дверца мухопитомника была также распахнута, и под его мерзкими сводами, среди луж и кала стоял Петенька в двубортном костюме и при галстуке. Но галстук съехал набок, костюм был грязен, а лицо его я никогда не забуду - дикое, перекошенное, зверское. Перед Петенькой на коленях и чуть ли не в луже коленями стояла плачущая Дрель, протягивая ему сорванные с ушей золотые серьги, но он не замечал ее... И ни одной мухи!