Принц воров

Горшков Валерий Сергеевич

Вскинув вверх два пальца, указательный и средний, Сверло оскалился и коротким тычком помог ростовщику насадить пенсне поглубже.

— Товарищи! — дико закричала спутница ослепшего на мгновение старичка. — Милицию вызовите! Вызовите милицию!!

Оттолкнув вошедшего в раж Сверло, который уже шипел даме: «А-а, сердце, тебе тоже не хочется покоя?!» — Корсак занял освободившееся пространство между одуревшим бандитом и потерпевшими от злостного хулиганства старичками и страстно схватил старика за руку.

— Товарищ, простите бога ради! — забормотал Слава, пожимая

руку ростовщику и вкладывая в нее деньги так, чтобы было видно — купюр как минимум две, а не одна. — Наш коллега выпил, у него большое горе! У него воры кошелек с карточками в трамвае вынули!.. Поймите человека, прошу вас…

— Товарищи, хватайте их! — завизжала старушка. — Посмотрите на их рожи! У них разве можно кошелек вытащить?!

Быть может, так и случилось бы, их бы схватили, если бы не старичок, который вдруг проявил неслыханный гуманизм, заявив во всеуслышание:

— Я понимаю, я понимаю. Такое горе. Однако с лицом разобрались, а стекло, тем не менее, треснуло, а новое будет прилично стоить.

Сдвинув Ярослава в сторону, Червонец выхватил из кармана несколько купюр и сунул в цепкую, как куриная лапка, руку старика.

Был план сходить на еще один фильм, но после устроенного Сверлом инцидента об этом не могло быть и речи. Как бы то ни было, домой все вернулись в приподнятом настроении.

Но на следующий день после этого, как Слава и предполагал, наступила развязка. После вольготной жизни нормальных людей, почувствовать которую благодаря Корсаку бандитам удалось всеми фибрами своей души, теперь они томиться взаперти вовсе не желали.

Ожидаемое Корсаком и неожиданное для Червонца восстание произошло вечером следующего дня…

Глава 7

Когда утром Червонец убыл, Корсак понял — сегодня нарыв прорвется. Когда Червонец вернулся, Корсак догадался — если ему не проявить сейчас жесткость и не выступить в роли помощника Червонца, его ожидание встречи с женой и сыном может оказаться химерой. Они не увидятся более никогда.

Возвратился Червонец чернее ночи и с порога окликнул:

— Пан Домбровский!

Ярослав медленно поднялся и последовал в коридор.

— Вот твои документы. — В руке вора показались корочки трех паспортов, на обложках которых значился одноглавый орел. — Убедись.

Пролистав паспорта, Слава понял, что отныне и навсегда, насколько это будет необходимо, он будет зваться Збигневом Кшиштофским, Света — Магдалиной Кшиштофской, а их сын Ленька — Мареком. Зная толк в липовых документах, Корсак с удивлением обнаружил, что о подделке в данном случае не может идти речи. Паспорта были настоящими. Подлинными были и документы бывшего партизана, действовавшего в отряде генерала Меркулова на территории Белоруссии, Збигнева Кшиштофского.

— Убедился? — Забрав документы, Червонец упрятал их в карман. — До поры у меня побудут.

— До какой поры? — с неожиданной для себя хрипотцой в голосе уточнил Слава, начиная подозревать, что не все так гладко.

— Я объясню. Потом… Как дела? —

весело обратился вор к подопечным, растянувшимся в вальяжных позах на полу самой большой из трех комнат.

— Подшиваются, — сквозь зубы бросил Фикса.

Посмотрев на него недобрым взглядом, Червонец прошел дальше.

— Недолго осталось, братва. Дня через три двинем за сваком.

— А будет ли там свак? — глядя в черное окно, на котором еще виднелись следы бумажных лент на случай бомбежек, хищно оскалился Буба — бывший вор-карманник из Одессы, убедившийся в Питере в преимуществе разбоя над кражами.

Озадаченный поведением Червонца, Ярослав вернулся на свое место и посмотрел на Крюка. Тот вертел в руках папиросу, поглаживал ее, разминал, и движения его были столь вялыми и медленными, что казалось — он сейчас уснет. Не обращая внимания на реплику Бубы, вор прошел в центр комнаты и уселся на стул.

— Я сегодня связывался со шпанкой на Мойке. Около десятка крепких ребят готовы встать под наше знамя.

Окрыленный своим организаторским успехом Червонец поздно понял, что сказал лишнее. Поведение его мог одобрить, наверное, Крюк, но никак не изголодавшаяся по свободной жизни, запертая в плохо отапливаемом помещении братва.

— Ты посмотри, что делается! — обращаясь к соратникам, снова оскалил частокол металлических зубов Фикса. — Здесь пацаны шестой день мойву хавают, ждут, когда вор поведет их за филками, а вор ходит по подворотням и шпану моечную в концессионеры набирает!

— Поосторожней с базаром, — тихо предупредил Крюк, даже не поднимая глаз.

— Так… — Червонец стиснул зубы, хлопнул себя по коленям, встал и прошелся по комнате. — Так… Кажется, кое-кто позабыл о моем предупреждении. Фикса, не я ли привел тебя к Святому с Мойки, когда тебя легавые взяли за жопу за кражу?

— Дело прошлое, — окрысился Фикса.

— Прошлое? — едко переспросил Червонец. — Кто еще родом из прошлого? Вагон, вспомни-ка ты свое прошлое! У тебя сейчас такой взгляд, словно тебе мошонку мышеловкой прибило! Ты как при делах у Святого оказался?! Что ты бебики свои мутные пялишь на меня, бык фанерный?! Расскажи людям, как тебя в Крестах «гоп-стопники» отхарить хотели! Если бы не я, ты бы уже шесть годков с пареной жопой ходил и под Салехардом шелупони трусы стирал! И ты, чудом несостоявшийся пидор, сейчас сидишь и смотришь так, словно обижаешься на то, что я помешал быкам отъе…ть тебя в три потока!

Упоминание этого «прошлого» было лишним, Слава это понял. И хотя в данной ситуации Червонец имел полное право дать характеристику каждому и каждому же воздать по вере его, сейчас сложилась не та ситуация, когда можно было подчинить блатных подобным образом.

Побледнев и вскочив с пола, Вагон выхватил из-за голенища тонкую заточку и ринулся на Червонца. Корсак так и не понял до конца, готов был к этому выпаду вор или этот демарш Вагона оказался для него неожиданностью. В любом случае на кону стояло будущее Корсака и его семьи, и углубляться далее в сложности отношений противоборствующих сторон было смерти подобно.