Принцами надо делиться

Варнас Лили

От этих загадок меня скоро трясти начнет.

— Ладно, подожду его, — нехотя сдалась я. — Спасибо. Как тебя зовут?

Паж отвесил не очень-то низкий поклон.

— Мое имя Сэмюэль. Меня приставили к леди Виржинии.

— Не повезло тебе, — посочувствовала я.

Апатичный мальчик слегка улыбнулся:

— Я бы на вашем месте печалился о злосчастной судьбе Дерека, которому предстоит прислуживать леди Бетни. Она уже запустила в него щеткой для волос, потому что не доверяет мужчинам. Даже таким, как мы.

Пожелав «мужчине» удачи, я вернулась к нашей карете.

Марко объявился практически перед самым отъездом, минута в минуту, что-то пробормотал в качестве извинения, устроился в уголочке и уставился в окно, хотя экипаж еще не тронулся.

Мы

с Гвен переглянулись. Подруга была в курсе моего разговора с Сэмюэлем, и ситуация ее тоже напрягала. Только в отличие от меня она чувствовала себя не в своей тарелке и не знала, как следует поступить. У человека проблемы с общением, а на занятия по психологии она вряд ли ходила. Что ж, придется все брать на себя.

— Марко, что случилось? — не стала я ходить вокруг да около.

Он посмотрел на меня сквозь челку.

— Ничего.

— Точно?

Оставив меня без ответа, мальчик поджал губы.

— Понятно. — Несмотря на то что карета уже куда-то катила, я перелезла на сиденье Марко. — Психотерапевт Покровская спешит на помощь.

Сняла с мальчика берет и убрала с покрасневших глаз волосы.

— Зайчик мой, ты плакал?

Вздохнув, он сделал над собой усилие и выпалил:

— Я упал.

Это явно заготовка не из той оперы. Ну ладно.

— Упал и… — подхватила я, как хитрый экзаменатор.

— И мне попал в глаза песок.

Вот упрямец, дала же шанс самому все рассказать.

— Пятерка за находчивость и двойка за вранье, — резюмировала я. — Марко, ты же мой друг?

Собачьи ушки трусливо прижались к голове.

— Друг? — недоверчиво переспросил мальчик. — Вы хотите со мной дружить? Даже после того, как я… как я плакал?

— Слезы — не всегда признак слабости, — вдруг негромко сказала Гвен. — Они — отражение твоей чистой души. Что-то тревожит тебя, наверное, несправедливость или отчаяние. А может, и горе.

Я обняла Марко, как делал мой брат Никита, когда я, маленькая, жаловалась ему на злую училку начальных классов.

— Что было в письме? Что тебя так огорчило?

Мальчик вздрогнул.

— Откуда?.. Кто вам сказал?

— Сэмюэль. Заметь, его до меня Клодия допрашивала, и он тебя ей не выдал.

— Сэм очень хороший. — В голосе Марко появилась уверенность. — Он не подлый, как некоторые, и многим помогает. А учитель по стихосложению говорит, что Сэм гений. Правда, у него здорово получается. Он пишет поэму про нынешний отбор и читал мне несколько отрывков…

— Стой-стой-стой. Про Сэма расскажешь потом, мы с удовольствием послушаем, тем более что он отличный парень. А сейчас нас интересуешь ты.

В истории Марко не было ничего удивительного или неправдоподобного, но и этого хватило, чтобы я ему всем сердцем посочувствовала. Когда в семье ничем не примечательного барона Кайдена родился мальчик с собачьими ушами и хвостом, барон в одночасье прославился как отец зверолюда. Какой конфуз! Какой позор! Откуда в благородном семействе взялся маленький звереныш? Если бы младенец не обладал некоторыми фамильными чертами, Кайден, не испугавшись нового скандала, развелся бы с супругой и зажил бы себе счастливо. Только этот трюк не провернешь, раз отпрыск твой, и бросать его бесчестно. Однако принять ребенка это не то же самое, что полюбить. Если уж начистоту, родители относились ко всем семи детям без особой нежности. Барон Кайден обращался с ними в точности как со своими собаками: мог приласкать, если находился в хорошем настроении, накричать или даже ударить, если настроение было так себе, а в основном не обращал на них внимания, хотя никогда не был сильно занят. Рано вышедшая замуж баронесса Тарина больше пеклась о своих нарядах, чем о малышах, и с упорством гончей добывала приглашения на светские рауты. Оно и понятно, ей хотелось блистать на балах, а не растить детей в старом, продуваемом всеми ветрами замке. Видимо, за легкомыслие мироздание наказывало ее беременностями, и тогда она могла месяцами сидеть дома — с большим животом не попляшешь. Потом, вручив очередного младенца няньке, баронесса затягивала корсет и ехала развлекаться. И все же Марко, четвертому ребенку, приходилось хуже всех. Отец ворчал, что проку от него

не будет и никто в здравом уме не возьмет на службу зверолюда, а мать часто ныла, что из-за дурной репутации (связанной, естественно, с Марко) ей почти не присылают приглашения. Братья и сестры с подачи старшего поколения обзывали его уродом и неохотно с ним играли.

И вот однажды в древнем замке случилось небывалое событие — путешествовавший по стране наследник престола, принц Дарнелл, остановился на ночлег. Свита гостя была невелика и достаточно скромна, так что барон не воспринял его приезд как разорение и даже велел принести лучшего вина из подвала. Вел себя принц свободно и в то же время немного сдержанно, будто приехал погостить к дальним родственникам, которых вроде как любил, но почти не знал. Познакомившись со всеми присутствовавшими за столом членами семьи барона, он неожиданно осведомился о мальчике-зверолюде. Почему его нет? Что с ним? Неужели родные его стесняются? Чтобы показать себя с лучшей стороны, супруги скрепя сердце послали за Марко, и худенький одиннадцатилетний мальчик, который от смущения прижимал к голове золотистые ушки и теребил собственный хвост, вмиг очаровал принца. На следующее утро августейший гость предложил забрать мальчика в королевский дворец, заверил, что того ожидает карьера получше четвертого сына не шибко богатого барона, и немедленно получил согласие. Правда, родители попытались заодно пристроить остальных мальчиков, но принц проигнорировал корыстные просьбы, как стрекот кузнечиков в саду.

Во дворце у Марко началась совсем другая жизнь, новые люди, занятия, цели… Конечно, не все спокойно отнеслись к близкому соседству со зверолюдом, но доброжелателей оказалось больше. Да и сам принц Дарнелл не забыл о своем питомце. Всегда здоровался при встрече, называл по имени, а не «эй, ты» и интересовался его успехами. Отец же ни разу не прислал письма, даже не ответил на те несколько посланий, что написал ему сын. А баронесса Тарина, наоборот, заваливала Марко желтоватыми листами бумаги, сложенными в несколько раз и запечатанными воском. Однако письма были совсем не похожи на те, что получали другие пажи. Им присылали рассказы о жизни дома, последние, даже самые незначительные, новости, спрашивали о самочувствии, говорили о любви и поддержке. Зачастую к письмам прилагались подарочки вроде вышитых сестрами платков и леденцов. Мать Марко была более конкретна и вместо сюси-пуси писала о своих надеждах в скором времени добиться привилегий для себя и отца и не забывала попрекать сына тем, что принц выбрал его, а не «нормальных» детей. «Ты должен стать лучше всех», «тебя должны заметить», «ты наша опора», «ты должен найти женихов для сестер» и прочее, прочее. И еще ругалась, что неблагодарный сын редко пишет. А что писать в ответ, если ей неинтересно читать про его быт и переживания? Нравоучений матери было мало и, узнав о том, что раз в несколько месяцев пажи получают что-то вроде жалованья — на книги, одежду и прочие нужды, приказала все отдавать ей. Книги можно и в библиотеке взять, а ей нельзя ехать в старом платье на бал к маркизе Белинде.

— Вот!.. Нехорошая женщина! — Чтобы не оскорбить Марко, я оставила все нелестные сравнения при себе. — Поверить в это не могу! Гвен, ты тоже возмущена?

— Я в ужасе, — призналась подавленная герцогиня.

— Простите, я больше не буду рассказывать о себе…

— Нет, — твердо сказала я. — Если тебе есть что рассказать, то давай. Друзья на то и нужны, чтобы быть рядом не только в радости, но и в горе.

Мальчик прикрыл глаза.

— Она написала… она велела мне… Нет, не могу!

Он сгорбился, спрятал лицо в ладонях. Божечки, нам только нового моря слез не хватало!

— Марко, перестань, ты сейчас от нее далеко-далеко. Говори, не бойся, она не услышит.

Вот именно, «она». Не поворачивался у меня язык назвать такую стерву «мамой».

— Вместе с письмом мама прислала любовное зелье, чтобы я подлил его леди Малинде.

Я фыркнула, как лошадь, а Гвен неприлично громко воскликнула:

— Любовное зелье?! Ты шутишь?

— Ничего себе шуточка. — От услышанной несуразности я продолжала тупо ухмыляться. — Марко, в тебя можно влюбиться без зелья. А если серьезно, зачем это ей?