Принцесса Анита и ее возлюбленный
Шрифт:
Его беспокоила Елена Павловна. Она была женщиной до мозга костей, неизбежное расставание с ней грозило бедой. Она сделала для него больше, чем он просил, но ее покорность и услужливость были обманчивыми. Днем в гостиничном номере Никита, как ни старался, так и не смог впервые погасить голодный блеск ее глаз. Она наблюдала за ним с таким выражением, словно умоляла добить ее. Теперь то, что происходило между ними в постели, трудно было назвать любовью. Это скорее был смертельный поединок. Вдобавок она начала заговариваться. Он принес ей банку пива из холодильника: после расточительных ласк ее всегда мучила
— Это яд?
— Нет, — сказал Никита. — Это «Клинское». Самое ходовое.
— Но ты же обещал!
— Что обещал, малышка?
Будто спохватившись, Елена Павловна отвернулась к стене и некоторое время лежала молча, а он сидел рядом и тихонько массировал ее шею, усмиряя костяную дрожь ее женского естества.
— Я все понимаю, — пробубнила она в стену. — Я старая баба, навязалась тебе… Самой противно… Но объясни, почему мы должны расстаться? Как я буду жить после всего этого? Жить с мужем?
— Так мы и не расстанемся, — убежденно успокоил Никита. — Что за глупости. Просто я на время отъеду из Москвы. Но как только понадоблюсь, сразу вернусь.
Она перевернулась на спину, ничуть не стыдясь своей наготы, улыбнулась откуда-то издалека.
— Почему ты так говоришь со мной? Думаешь, я рехнулась?
— Говорю как есть. Мы не расстанемся. Ты сама это знаешь. Мы не можем расстаться. Даже если захотим.
— Это правда, — подтвердила Елена Павловна. — Даже если захотим… А как же твоя невеста?
— Там совсем другое.
— Объясни, в чем разница? Она молодая, я старая?
— Перестань… — Никита мучительно искал слова, чтобы не обидеть подругу. — Анита просто другая. Ты ее полюбишь, когда узнаешь.
— Другая — в чем?
— Елка, не мучай ни себя ни меня… Разве можно в этом разобраться. Только помни, мы не расстанемся. Я правду говорю, я никогда не вру. Наши жизни навсегда переплелись.
Внезапно она успокоилась.
— Лишь бы тебе голову не оторвали.
— А это вообще бред, — заметил Никита горделиво.
…Жека Коломеец и Валенок сидели на кухне за накрытым столом. Ждали Никиту. Картохи нажарили сковородку, колбаски порезали, бутылку открыли. Но картошка давно остыла. Разговор у них протекал вяло и все на и ту же тему: выясняли — придурок Мика или малохольный. Валенок сам чувствовал, что после свидания с Алисой стал немного невменяемый, но не хотел в этом признаваться. На Жеку сердца не держал, больше злился а Никиту. Тот вчера спросил по телефону, правда ли, что он женится? Валенка задел не сам вопрос, а каким тоном побрательник спросил. Ну, вроде как — ты уже в камере, родной, или пока на воле? Мика действительно не мог понять, чего они так за него взялись. Дело обычное, житейское — влюбился в женщину впервые в жизни, может, не совсем ко времени, так ведь от него не зависело. Когда встретил, тогда и встретил. А эти двое смотрят как будто он дурную болезнь подцепил. При этом один давно женатик, второй из-за невесты рубится. А он что же, выходит, пенек сраный, что ли? У него нет никаких прав на личное счастье?
Когда Никита появился на кухне, Валенок демонстративно отвернулся к окну и закурил. Никита не обратил внимания, бодро сообщил:
— Все, парни, клиент созрел. Завтра забираем принцессу и валим из столицы.
Позже,
— Почему в Рязань, Ника? Откуда взялась Рязань?
— В Касимове нас встретят. Оттуда разбежимся. Вы домой, я с принцессой через Питер к шведам.
— Надолго? — спросил Коломеец.
Никита взглянул на друга с некоторым удивлением.
— К шведам надолго? — уточнил Жека.
— Нет. Спрячу принцессу и сразу вернусь.
Все трое понимали: завтрашнее дельце промежуточное, элементарное. Главная разборка начнется потом. Но Никита еще раньше сказал, что на следующем этапе они ему вряд ли понадобятся. Наконец-то и Валенок вставил веское слово:
— Мика у вас, конечно, вроде пешки, а можно бы посоветоваться. При чем тут шведы, когда есть Урал.
Никита ответил с соболезнованием, как больному:
— Чего уж теперь, Мика… Вся цепочка связана. Я же не один. Большие силы задействованы. На правительственном уровне.
— Уважаю. Тогда конечно. Где уж нам, мы же валенки. — Мика нацедил себе одному водки, как бы подчеркнув, что живет теперь во всем наособинку, застенчиво опрокинул рюмку. — Но, может, все же растолкуешь мне, дураку, чем вам моя Алиска досадила? Чего вы так задергались?
Резкая смена разговора никого не удивила. Никита подумал, ответил:
— Не могу объяснить. Нервы, наверное. Ты не сердись.
— А я могу, — вскинулся Коломеец, будто из окопа. — Только боюсь, ты сам от моего объяснения задергаешься.
— Говори, — попросил Мика.
— Девица-то всеобщая, прикупленная. Вот в чем беда-то. Она ведь из тех, кто за денежки работает, Мишенька… Мне тебя просто жалко.
Валенок мгновенно побледнел — это был плохой знак. Глухо поинтересовался:
— Прикупленная?
— Конечно. Лопухам уши стрижет, смеясь и играя.
— И как ты это определяешь? По каким признакам?
— Да уж не по паспорту. А ты ее, собственно, за кого принял? За библиотекаршу?
Бледный Валенок начал перебирать пальцами на столе, словно настраивался поиграть на рояле.
— Эй, — окликнул Никита. — Ты чего, Мишель? Ты Жеку не слушай. Он контуженный дважды. Забыл, что ли?
Коломеец сказал:
— Напрасно ты ему подыгрываешь. Для него же хуже, когда прозреет, да поздно.