Принцесса Баальбека
Шрифт:
Пока Розамунда приготовлялась к ответу, Масуда пристально всматривалась в ее лицо из-под опущенных ресниц; но что бы ни чувствовала молодая девушка, ее черты остались каменно-спокойными.
– Для меня они оба как один человек, – сказала она. – Я люблю их равно.
– Значит, пусть остается, как сказано. Первый будет биться брат «синие глаза»; если он падет, на мост выедет брат «серые глаза». А теперь, – прибавил аль-Джебал, – пир окончен; наступило время моих молитв. Невольники, наполните кубки; госпожа моя, прошу тебя, стань на край помоста.
Розамунда повиновалась. По закону Сипана за нею собрались
– Слуги аль-Джебала, славьте, приказываю вам, цветок цветков, высокорожденную принцессу Баальбека, племянницу Салахеддина, султана, которого люди называют великим, – тут Сипан усмехнулся, – хотя он далеко не так велик, как я… Славьте эту королеву девушек, которая вскоре… – Он замолчал, выпил вина и с низким поклоном подал пустой, осыпанный драгоценными камнями кубок Розамунде. Пирующие огласили залу громкими криками.
– Королева, повелительница! – слышалось отовсюду. – Властительница нашего властителя и всех нас!
Сипан улыбнулся, потом знаком велел всем замолчать, поцеловал руку Розамунды и ушел из залы с поющими женщинами, даисами и стражниками.
Годвин и Вульф хотели поговорить с Розамундой, но Масуда встала между ними и холодно сказала:
– Это не позволено. Идите, рыцари, освежитесь в саду, там, где струится холодная вода. Не бойтесь за вашу сестру: ее охраняют.
– Пойдем, – сказал Годвин Вульфу, – лучше повиноваться.
Они прошли на террасу, спустились в сад и остановились, с наслаждением вдыхая ночную свежесть, приятную после душного воздуха залы пиршества. Потом братья стали бродить между благоухающими деревьями и цветами. Сияла луна, и при ее свете д'Арси увидели странную картину. Под многими деревьями были раскинуты палатки, и там на коврах лежали люди, выпившие вина.
– Они пьяны? – спросил Вульф.
– Кажется, да, – ответил Годвин.
Но эти люди казались не пьяными, а скорее безумными: они держались на ногах, но смотрели невидящими глазами; и они не спали, лежа на коврах, а глядели в небо и что-то шептали с лицами, полными странного восторга. Иногда они поднимались, делали несколько шагов с распростертыми руками, потом возвращались обратно и снова падали на ковры. К ним подходили женщины в белых покрывалах и, присев подле лежащих, шептали им что-то и поили их из принесенных с собой кубков. Выпив, лежащие окончательно теряли сознание. Тогда белые тени скользили в другие палатки: они подходили также и к братьям, поднося им кубки, но д'Арси шли, не обращая на них внимания; закутанные фигуры тихо смеялись или говорили:
– Завтра мы увидимся, или «Скоро вы с наслаждением выпьете вина, чтобы войти в рай».
– Уйдем, брат, – сказал Вульф, – потому что взгляд на эти ковры нагоняет на меня сон, а вино в кубках блестит, точно глаза девушек из-под белых покрывал.
Они пошли в ту сторону, откуда слышался грохот водопада, и омыли чистой водой лица и головы.
– Это получше их вина, – сказал Вульф. Увидев же еще закутанную женщину, белевшую, как привидение, на залитом лунным светом лужке, д'Арси двинулись дальше; наконец они вышли на площадку, где не было ни ковров, ни спящих, ни женщин с кубками.
– Теперь, – сказал Вульф, останавливаясь, – объясни мне, что все это значит?
– Разве ты глух и слеп? – спросил Годвин. – Разве ты не видишь,
Вульф с громким стоном проговорил:
– Клянусь, раньше я отправлю в ад его душу, хотя бы нам самим пришлось пойти туда же.
– Да, – ответил Годвин, – я видел, что ты готовился убить его, но помни, что это было бы гибелью для нас всех. Подождем наносить удар… В числе других украшений на поясе Розамунды я видел кинжал, осыпанный драгоценными камнями; в случае нужды она сумеет обратиться к его помощи.
Разговаривая, братья подошли к поляне и остановились. И вот из тени большого кедра показалась одинокая женщина в белом платье.
– Уйдем, – шепнул Вульф, – еще одна колдунья с проклятым кубком.
Но раньше, чем братья успели повернуться, белая тень подскользнула к ним и быстро сбросила покрывало. Это была Масуда.
– Идите за мной, братья Петер и Джон, – с тихим смехом шепнула она. – Мне нужно поговорить с вами. Что такое?.. Вы не хотите пить? Хорошо, это благоразумнее. – И, выплеснув что-то из кубка на землю, она пошла вперед. Молчаливая Масуда то показывалась на открытых пространствах, то исчезала в густом мраке, под ветвями кедров. Так она довела рыцарей до обнаженной скалы, стоящей на краю пропасти. Рядом с этим утесом поднимался высокий курган, какой древние насыпали над своими умершими. В кургане виднелась дверь, хитро закрытая кустарниками. Масуда сняла ключ со своего пояса и, оглянувшись, чтобы видеть, не наблюдает ли за ней кто-нибудь, открыла массивную створку.
– Войдите, – сказала она, пропуская вперед братьев. Они вошли и услышали, как позади них закрылась дверь. – Теперь мы, я думаю, в безопасности, – продолжала Масуда, – но я проведу вас в освещенное место.
И, взяв обоих д'Арси за руки, она повела их по легкому наклону, наконец братья увидели лунный свет, который помог им рассмотреть, что они были подле входа в пещеру, окаймленную кустами. Из глубины пропасти к этому отверстию поднималась гряда или выступ скалы, очень узкий и очень крутой.
– Это единственная дорога из цитадели, кроме моста, – сказала Масуда.
– Плохой путь, – заметил Вульф, глядя вниз.
– Да, а между тем лошади, привыкшие ходить по крутизнам, пройдут и здесь. У подножия этого утеса дно рва. В миле от гряды, с левой стороны, начинается ущелье, которое постепенно поднимается и ведет к горным высотам и… к свободе. Не хотите ли сейчас уйти этим путем? К заре вы можете быть далеко.
– А где же будет тогда Розамунда? – спросил Вульф.
– В гареме властителя Сипана, – спокойно ответила она.
– О, не говорите этого, – вскрикнул Вульф, сжав ей руку. Годвин молча прислонился к стене пещеры.
– Зачем скрывать? Разве вы не видите сами, что он очарован ее красотой, как и… другие? Слушайте: несколько времени тому назад великий Сипан потерял свою королеву… Каким образом – незачем спрашивать; говорят, она ему надоела. По закону он печалится о ней месяц, от полнолуния и до полнолуния; в день же, который настанет после полнолуния, то есть на третье утро после сегодняшней ночи, он получит право снова жениться, и я думаю, отпразднует свадьбу… Но до тех пор ваша сестра останется в такой же безопасности, как была в то время, когда она сидела у себя дома в Англии, а Салахеддину еще не грезились вещие сны.