Принцесса для психолога
Шрифт:
— Спокойной ночи, — буркнул Рами и, наконец, притих.
…Не спалось. Он смотрел на темный силуэт Марка, отбрасывающий на стену и часть пола длинную, неподвижную тень. Принц без титула добросовестно нес дозор, сканируя коридор и ближайшие лестницы.
Двадцать томов апокрифов о похождениях младшего сына Рамера Восьмого его высочество помнил наизусть. Как и половина охраны резиденции. Само рождение Марка вполне тянуло на апокриф, а все остальное — на эпическую сагу, не меньше. Человек, который прогнул храм, если верить легендам
А сейчас возглавил экспедицию, от которой зависело… да все.
Кем нужно быть и как верить себе, чтобы вот так, спокойно и уверенно, принять ответственность за всех, кто живет под этим небом? Неужели просто — стратегом?
В сравнении с младшим братом император безнадежно проигрывал. Он-то "всего лишь" носил корону.
— О чем думаешь так напряженно? — В четверть голоса спросил Винкер. И пояснил, — дышишь не так, как дышат спящие. Беспокоиться не о чем. Князь думает, что держит нас в тюрьме, но это всего лишь его иллюзия. Мы выйдем отсюда, как только сочтем нужным.
— Иллюзии опасны, ты говорил. Только я не запомнил — чем.
— А сам как считаешь?
— Тем, что они нас путают? — неуверенно отозвался Рами. — Заставляют видеть то, чего нет и не замечать то, что есть.
— Другими словами, вводить в уравнение неверные данные, — согласился Марк, — и получать неверные ответы. Ошибка опаснее, чем преступление.
— Почему?
— Преступление можно просчитать. Ошибка случайна. Ее просчитать невозможно. Князь Энгури ошибся. Постараемся не ошибиться мы. Цена нашей ошибки намного выше.
Рами кивнул. Он это, действительно, понимал. После разговора со Змеем и своего "посвящения" — даже слишком хорошо.
Глава 52. О пользе молитвы
Связали его качественно, вывернутые плечи ныли, а кистей рук он уже некоторое время не чувствовал. Уважили! Оценили мастерство… Впору загордиться.
Янг обвел взглядом полутемную загородку, кажется, для коз, куда бросили его и еще полдюжины воинов. Интересно, живые есть?
Парень, который лежал ближе всех, явно уходил по облакам. Дыхание его было неровным, а из уголка губ толчками выходила темная кровь. Причину понять было нетрудно — рваная рана в груди. Небось, легкое задето. Клепсидра — другая и отойдет.
А мальчишку-то Янг знал. Тот самый младший царевич, которому он обещал научить его ловить стрелы… Что же калафа так боги-то не любят? Второй сын уйдет до заката. В том, что посланный в долину гонец тоже мертв, Янг был уверен. Иначе помощь пришла и хассери не потерпели бы такой разгром.
У них были все шансы…
— Ты пришел в себя, Богоравный? — Голос, похожий на скрип плохо смазанного колодезного ворота вырвал Янга из водоворота грустных мыслей. И правильно, нечего там делать. Сколько бы ни было шансов, если умудрились
Янг осторожно повернул голову и встретился глазами с темным от беспокойства и горя взглядам царя.
Тот был простоволос, сорванный шлем остался где-то в предгорьях, там, где ниомы сломали хребет роду хассери. Оказалось, что калаф лыс, как колено.
Янг свою шамайту уберег, и даже полоску ткани, закрывающую лицо до глаз, не потерял. И мог улыбаться и хмуриться сколько угодно, все равно этого никто бы не понял.
— Как мой мальчик? Мне не подползти к нему, конь… когда упал, придавил мне ногу.
— Сломал?
— Кажется, — калаф безразлично сморгнул, — скажи, как царевич?
Врать Янг не стал:
— Умирает.
Взгляд, мгновение назад такой живой, потух.
— Что ж, может быть, это и к лучшему, — сказал старик через некоторое время, — калаф ниомов любит помучить своих врагов. Мой сын избежит мук. Это благословение богов.
Кесар поморщился, как всегда, когда слышал то, что было ему не по нутру, но возразить не мог… политика, прибери ее Бездна, да поглубже. Но, кажется, сегодня был день, когда он имел полное право отыграться за два года воздержания?
— Я бы богам, которые так благословляют, служить не стал, — бросил он и шевельнул плечами. Боль в выкрученных мышцах оглушила и возмущенных слов старика он не услышал. А когда снова обрел себя, запястье ощутило легкую щекотку.
Лезвия — это, конечно, здорово. Но не когда руки уже больше клепсидры стянуты ремнями. Толку от лезвий, когда собственных пальцев не чувствуешь? Янг прислонился затылком к загородке, чтобы не упасть. Немного подышал, решаясь… На такие вещи всегда приходилось решаться. И быстро, пока не передумал, раздавил запястьями крохотный пузырь, вшитый под кожу.
…Не заорать в голос — это было отдельное искусство, он долго ему учился и лишь поэтому справился. Терпеть боль мужчине и воину положено, но есть боль, а есть БОЛЬ. Когда ладони словно в огонь окунают и они горят, горят… Так, наверное, чувствуют себя еретики на кострах. Только им все же полегче — их дым душит быстро, а "холодный огонь" горит без дыма и прожигает все.
Вообще — все. Были бы здесь кандалы — и их бы прожег, правда, на кандалы понадобилось гораздо больше времени, и остались бы к тому времени у Янга руки — Боги ведают…
Пузырь чаровала жрица Рауши, иначе демона рогатого удалось бы забрать огонь с собой. Плошки и жаровни он тоже разъедал, даже те, что из черного базальта. Не брал лишь благословленные жрицами капсулы.
Ругаясь сквозь зубы, Янг вытянул руки перед собой. Да уж… Зрелище для подготовленных — покрасневшая, а, местами и почерневшая, лоскутами облезающая кожа выглядела жутко. На самом деле ничего страшного, заживет, как на собаке. Болеть, правда, будет распрозверски, но жизнь, вообще, боль, так что ничего нового.