Принцесса гоблинов
Шрифт:
Да уж, старый королевский церемонимейстер воистину мудрый человек! Ибо ещё тогда, сразу по приезде, почти открытым текстом предупредил — сие вот семейство Суворовых решительно ни в какие этикеты и законы не вписывается. И даже не укладывается… надо будет дядечке жалованье увеличить, да и к детям его присмотреться — уж наверняка мозги от папеньки унаследовали?
— Отдай, негодница! — звонкий голосок Хуаниты разорвал сонную полуденную тишину.
Как бы в продолжение, из отведенной служанке комнаты неслышной припрыжкой выскочила Кысь. В пасти она держала лёгкую плетёную корзинку, с
Воинственно задрав короткий хвост, рысь бесшумно запрыгнула на кровать. Одним махом сунув в свою добычу одну из мягких подушечек, которые леди Джейн обожала подкладывать под голову, Кысь сверху загрузила своих безмятежно посапывающих малышей и снова ухватилась за ручку. Несколько вкрадчивых, семенящих шагов — и четвероногая хулиганка подобралась снова к краю.
— Мыррк! — утробно и требовательно заявила она, внимательно разглядывая стоявших в обнимку двоих.
Всё же, у кошки хватило соображения вручить своё потомство не изрядно округлившейся и потяжелевшей леди Джейн, а её спутнику…
— Словно понимает, что мы собрались уйти, — смущённо заявил принц Тим, осторожно принимая ношу. — Да, скорее всего именно понимает.
Женька чуть печально смотрела поверх его плеча в окно, за которым еле слышно плакала умирающая осень. Иногда билась в стекло последними, уже не золотыми, а жёлто-бурыми листьями — а потом уже пришедшая и заявившая свои права зима вторила ей горстями сырого, тяжёлого и разлапистого снега.
Наталья Сергеевна обреталась в кресле. И хотя труднее всего оказалось убедить в необходимости хотя бы на время исчезнуть именно её, выглядела всего лишь задумчивой…
— Маменька, помнишь ту мою простуду, когда я вся чихала и ты подарила мне дюжину дорогущих батистовых платков? — не обращая внимания на насторожившееся лицо матери, Женька отклеилась от затвердевшего отчего-то плеча принца. — А сейчас их только одиннадцать… ты ничего мне не хочешь сказать по этому поводу?
Поскольку госпожа Императрисса, на днях согласившаяся на пост министра по делам здравоохранения и попечительства, молчала с невозмутимым лицом, то Женька с сожалением продолжила.
— Или мне обвинить мою служанку в воровстве?
Что-то многовато в комнате народу — но леди Джейн неслась вперёд, не в силах даже свернуть — подобно набравшему ход локомотиву. Бывают вопросы и дела, неясность в которых слишком уж чревата… Хуанита побледнела как полотно, как один из тех самых, легчайших и белейших платочков. Широко распахнутыми глазами, с лёгкой укоризной служанка смотрела на госпожу Наталью-свет-Сергеевну — и молчала.
Лишь две слезинки вдруг скользнули по её щекам…
— За ошибки женщины отвечает мужчина! — дон Диего (уже маркиз и кавалер Звезды Чести) в походной форме, с ворчанием забросил руку служанки на свой локоть, а ладонь его надёжной тяжестью опустилась на эфес неразлучной шпаги.
Хм,
— Ну, раз такое дело, вопрос снимается, — Женька против воли закусила губу, сдерживая едва не вырвавшийся наружу вой. Вой смертельно раненной в самое сердце волчицы. — Тогда, я никуда не уезжаю — просто ухожу, и ухожу одна…
Вместо эпилога
Страшны были эти бесконечные ночи. Из покрытого мраком и тишиной одиночества неслышно тянули свои костлявые лапы демоны. Завывали разочарованно, когда их обжигало прикосновение к недвижно сидящей и слабо освещённой фигуре, отдёргивались в судорогах. И затем принимались носиться где-то по погружённому во мрак замку, хохоча и гремя железом, не в силах уйти от своей хозяйки.
И тогда полуобглоданные крысиные скелеты зажигали зелёные светлячки в бездонной пустоте своих глаз — и всей стаей выходили на охоту.
Дни не страшили — их попросту не было. Просто в тот момент, когда недлежало одному из них наступить, эта ночь тихо сменялась следующей, вот и всё. В уголках, с тихим шорохом, с медленно тающих стен всё так же осыпалась вечность, и стоило только всмотреться, как её там уже оказывались целые пригоршни.
И тогда под сумрачные своды этой добровольной темницы взлетал вой одинокой гоблинской суки…
Неведом был страх. Ему просто не было хода сюда. Только ставить себе каждый раз новую и чуть более высокую планочку! Не останавливаться и не почивать! Только так и можно чего-то достигнуть… Лишь неслышно и упрямо зачем-то лилась в распахнутое окно чернильная темнота снаружи, вкрадчиво и бесшумно шаря по комнате вокруг недоступного её пониманию силуэта.
И всё же, в одну из таких ночей случилось то, чего быть не могло никогда, потому что не могло быть в принципе. Вязкую и почти осязаемую тишину смутил далёкий звук, словно где-то всхлипнуло и затем осыпалось осколками зеркальное стекло. Чуть дребезжа, он раскатился по вздрогнувшему замку. Темнота уже не просто тряслась — она бежала в слепом ужасе, когда по переходам и галереям принялся бродить маленький, ослепительный посланец ненавистного света.
Он кропотливо обходил все закутки, терпеливо заглядывал в каждый уголок. Ухмыльнулся чему-то в гулкой тишине трапезной, едва не утонул в мраморном бассейне, но упрямо брёл дальше. И вот настал момент, когда навстречу ему блеснули два огонька. Свет приблизился, высоко держа изливающий живое золото одуванчик и осторожно отирая с себя липкую паутину. Всмотрелся — и кажется, улыбнулся. Но как-то так, что весь замок, от бочонка с хрусткими огурчиками в подвале до оживших на острых шпилях флюгеров озарился навстречу ему радостным нетерпеливым сиянием.