Принцесса и Гоблин (др.перевод)
Шрифт:
— Нет, Керди, моя прабабушка отпускает тебя одного. Когда спустишься с последней лестницы, сверни направо и попадёшь в переднюю, а там сможешь выйти через заднюю дверь.
— Да уж отыщу дорогу. И без тебя, и даже без ниточки твоей прабабушки, — грубо ответил Керди.
— Эх, Керди, Керди!
— Я домой тороплюсь. Очень тебе обязан, Айрин, за то что ты вывела меня на свет, но, пожалуйста, не считай меня за дурака.
Произнеся это, он толкнул дверь и, не закрыв её за собой, не сказав больше ни слова, сбежал по лесенке. Айрин удручённо прислушивалась к его удаляющимся шагам. Затем она вновь обратилась
— Что всё это значит, прабабушка? — всхлипнула она и, не удержавшись, залилась слезами.
— Это значит, любовь моя, что я не намерена раскрывать своё присутствие. В некоторые вещи Керди ещё не в силах поверить. Видеть — ещё не значит верить, это значит всего лишь видеть. Помнишь, я говорила тебе, что если бы Лути довелось меня увидеть, она бы долго-долго протирала глаза, пока не перезабыла бы половину увиденного, а вторую половину обозвала чепухой.
— Да, но я думала, что Керди...
— Тебе правильно думала. Керди посообразительнее Лути, и, как ты скоро убедишься, это будет не напрасно. Но пока, будь любезна, удовлетворись тем, что некоторое время твоим словам не дают веры. Всегда хочется, чтобы нас понимали, и очень горько, когда это не так. Но есть одна вещь, без которой нам и вовсе не обойтись.
— Какая вещь, прабабушка?
— Способность понимать других.
— Да, прабабушка. Я должна быть честной, ведь если я не буду честной с другими, я не заслужу того, чтобы мне верили. Раз Керди не может мне поверить, то мне не следует его осуждать, а нужно ждать.
— Ну вот, ты прекрасно это выразила! — с этими словами прабабушка крепко прижала девочку к своей груди.
— А почему, прабабушка, вы были не в своей рабочей комнате, когда мы пришли? — спросила Айрин, с минуту помолчав.
— Будь я там, Керди сразу бы меня разглядел. Но зачем же мне сидеть там, а не в этой прекрасной комнате?
— А я думала, вы будете прясть.
— Сейчас мне уже не для кого прясть. Зачем же прясть просто так?
— Но ведь… Мне непонятно, — ответила принцесса. — Как вам удастся вытянуть ниточку назад из горы? Вы же не станете делать для меня другую? Это такая трудная работа!
Женщина опустила принцессу на ноги, поднялась со стула и подошла к камину. Сунув руку в пламя, двумя пальцами она извлекла из него сияющий клубок.
— Он снова у меня, видишь? — произнесла женщина, возвратившись к принцессе. — И, как и прежде, готов тебе помогать.
Подойдя к своему шкафчику, она положила клубок в прежний ящичек.
— А вот и твоё колечко, — добавила она, снимая кольцо со своего левого мизинца и одевая на указательный палец правой руки Айрин.
— Ой, спасибо, прабабушка! Теперь я чувствую себя в безопасности.
— Ты очень утомлена, дитя моё, — проговорила женщина. — Твои руки исцарапаны о камни, и я насчитала на тебе целых девять синяков. Посмотри сама, на кого ты похожа.
И она поднесла к принцессиному лицу небольшое зеркальце, которое достала из шкафчика. Увидав себя в зеркальце, принцесса так и прыснула со смеху. Она же вся выпачкалась в грязной воде ручья и измазалась, ползая по узким проходам: как есть цыганская девочка, которая умывала лицо и чесала волосы не меньше месяца назад. Женщина тоже рассмеялась и снова усадила Айрин к себе на колени, чтобы снять с неё плащ и ночную рубашку. Затем
Но женщина только крепче прижала девочку к себе и сказала:
— Не бойся, дитя моё.
— Хорошо, прабабушка, — ответила принцесса, слегка дрожа, но в следующую секунду зажмурилась: прабабушка окунула её в чистую прохладную воду.
Открыв глаза, Айрин не увидела ничего кроме завораживающей голубизны над собой и под собой, и везде вокруг. Прабабушка и её прекрасная спальня исчезли, и принцессе показалось, что она совершенно одна. Но вместо того, чтобы испугаться, девочка почувствовала себя счастливой до блаженства. Откуда-то донёсся голос прабабушки, поющей странную ласковую песню, и принцесса могла различить в ней каждое слово, хоть их смысл она скорее чувствовала, чем понимала. А когда песня закончилась, принцесса не смогла вспомнить ни строчки. Песня улетучилась, как сочинённое во сне стихотворение — столь же внезапно, как и зазвучала. Но пройдут годы, а всё же иногда принцессе будет казаться, будто внезапно всплывающие у неё в мозгу обрывки музыкальных фраз — это не что иное, как разрозненные обрывочки той мелодии, и тогда душа её будет наполняться счастьем, обретая силы выполнить свой долг.
Сколько времени пробыла она в воде, Айрин не знала. Достаточно долго, как ей казалось, — но не из-за усталости, а от полноты удовольствия. Наконец она почувствовала, что прекрасные руки подхватили её и перенесли сквозь запузырившуюся воздухом воду назад в чудесную комнату. Держа девочку на руках, старая женщина села у очага. Там она нежно растёрла принцессу мягким-премягким полотенцем. У неё это получалось совсем не так, как у Лути! Закончив с этим делом, женщина склонилась к огню и достала из него ночную рубашку принцессы, белую и чистую, как прежде.
— Восхитительно! — вырвалось у принцессы. — Она пахнет, как все розы на свете!
Став ножками на пол, принцесса почувствовала себя так, словно родилась заново. Исчезли усталость, синяки и царапины.
— А теперь я уложу тебя в постель, чтобы ты хорошенько выспалась, — сказала прабабушка.
— Но что подумает Лути? И что я ей скажу, когда она спросит, где я была?
— Не беспокойся. Всё пройдёт как надо, вот увидишь, — заверила прабабушка и уложила принцессу на голубую кровать под розовым балдахином.
— Я волнуюсь из-за Керди, — сказала Айрин. — Как он там? Это ведь я привела его в наш дом. И мне следовало позаботиться, чтобы он благополучно нашёл дорогу домой.
— Я об этом позаботилась, — ответила прабабушка. — Раз это я велела тебе отпустить его, значит, я сама и должна была о нём побеспокоиться. Его никто не увидел, и теперь он сытно обедает в хижине своей матери — далеко вверху по горной дороге.
— Тогда я засну спокойно, — сказала Айрин; через несколько минут она уже сладко спала.