Принцесса из рода Борджиа
Шрифт:
Гвардейцы послушно побросали свои алебарды.
— Сюда! — приказал Пардальян.
Все те, кто остались в живых и были способны передвигаться, подчинились этому властному голосу. Узники, расхватав алебарды, живо подталкивали стражников в спины. Это был поистине захватывающий спектакль: один за другим, начиная с офицера и кончая последним гвардейцем, дозорные входили в башню!.. Когда они все оказались внутри, Пардальян спокойно запер за ними дверь и сказал:
— Теперь у нас всех есть оружие!
На площадке двора были распростерты три-четыре тела. Пардальян
В душе Пардальян возблагодарил архитектора, который, возводя Бастилию, расположил постройки таким образом, что жуткий шум схватки во дворе Северной башни не мог быть услышан. Он поискал выход, обследовав стены, и обнаружил нечто вроде трубы… какой-то темный, сырой и длинный коридор. Пардальян вошел в него в сопровождении своего поражающего воображение войска и вскоре добрался до поворота.
— Кто идет? — раздался вдруг чей-то голос.
Мгновением позже послышался громкий окрик:
— Караульные, внимание! Караульные, к оружию!
Другие же голоса, все более и более слабые, словно эхо, повторяли вдалеке:
— Караульные, к оружию!
Пардальян бросился вперед, сжимая в руках кинжал Бюсси-Леклерка. Но нигде не было ни души: караул, поднявший тревогу, бегом отступил к главным воротам. Теперь во всей огромной крепости раздавался шум шагов бегущих людей, оклики, смутный рокот, напоминавший раскаты грома.
Пардальян понял, что близятся решающие минуты. Он обернулся к своим спутникам и просто сказал:
— Хотите попытаться вместе со мной стать свободными? Возможно, нам придется умереть. Но смерть — это тоже свобода, и она совсем рядом.
— Свобода или смерть! — закричали они в один голос.
— Итак, — вновь заговорил Пардальян, и на сей раз его голос звенел, как боевая труба, — я командую вам — вперед, и, если уже нельзя быть свободными за меньшую цену, так возьмем же Бастилию!
— Вперед! Возьмем Бастилию! Бастилия будет нашей! — завопили обезумевшие люди, охваченные единым порывом.
Пардальян двинулся вперед — спокойный, гибкий и сильный, как один из хищников, что по ночам рыщут по пустыне. Вскоре он услышал крики:
— К оружию! Это бунт! К оружию!
Позади него молча, в состоянии, сходном с сомнамбулизмом, шагало его суровое войско; глаза бывших узников были прикованы к командиру. И вдруг, в десяти шагах впереди себя, в одном из дворов при свете зажженных факелов он увидел беспорядочную толпу вооруженных людей во главе с офицером. Этот последний одним движением руки остановил свой отряд перед входом в коридор; солдаты, ослепленные пламенем факелов, пытались выяснить численность противника, с которым им предстояло сразиться, и угадать, к какой фантастической породе людей они принадлежали. Пардальян по-прежнему шел вперед, не замедляя и не убыстряя шаг. Это мгновение
— Эй! — крикнул офицер. — Кто вы такие? Приказываю вам немедленно сдаться!
— Вперед! — зарычал Пардальян.
В то же мгновение он совершил ужасный прыжок. Со стороны все происходящее было похоже на видение: он пригнулся к земле, затем распрямился, как пружина, и в два прыжка добрался до офицера. Последовал сокрушительный удар — и офицер упал замертво, заколотый кинжалом за неимением шпаги.
Гвардейцы, увидев, как упал их командир, инстинктивно отступили назад, как это делают все люди, привыкшие к слепому повиновению. Этой неоценимой минуты замешательства оказалось достаточно для того, чтобы мятежники вышли из коридора и бросились во двор.
— Огонь! Огонь! — заорал какой-то сержант.
Раздался залп из сорока аркебуз. Железный ветер ворвался в коридор, пули задевали о его стены. Одновременно с этим громовым раскатом послышался громкий победный вопль… За ним немедленно последовали яростные проклятия…
Гвардейцы, вообразив, что коридор был полон невидимых врагов, дружно выстрелили в узкий черный проход… При вспышках выстрелов они, однако, увидели, что коридор пуст, и тут же на них справа, слева, сзади обрушились удары алебард мятежников.
Гвардейцы оказались безоружными, так как аркебузы были разряжены, а на то, чтобы зарядить их, требовалось около двух минут; к тому же у них не было необходимых боеприпасов. Тогда среди стенаний раненых и хриплых призывов умирающих завязалась еще одна битва… Это была схватка не на жизнь, а на смерть, тем более ужасная, что факелы были брошены и гвардейцы использовали свои аркебузы как дубины, сталкиваясь между собой и разя друг друга.
В самой гуще этой воющей людской массы метался Пардальян с кинжалом в руке. Он бросался из стороны в сторону, нанося страшные удары и буквально кося врагов.
…Прошли две-три минуты; двор был залит кровью… обезумевшие гвардейцы, охваченные паникой, спасались бегством, падали, закрывали головы руками… А за стенами тюрьмы разбуженные жители квартала задавали себе вопрос, что могут означать все эти вопли и выстрелы… В самой Бастилии во всю мощь зазвонил колокол…
Караул у главных ворот, сокращенный до двадцати человек, забаррикадировался и проделал бойницы на тот случай, если придется защищаться. Все фантазии, какие только может породить страх, овладевали рассудком караульных, и самой толковой из них была следующая: войска Генриха III неожиданно вошли в Париж и проникли в Бастилию через какой-нибудь плохо охраняемый потайной ход…
А тем временем, Пардальян завершал разгром гвардейцев… Узники же, радостно гомоня, рассыпались по тюремным коридорам…
В главном дворе были распростерты около тридцати тел, и среди них — труп старика в лохмотьях, этого неизвестного, который вышел на свободу через врата смерти.
Пардальян, Карл Ангулемский, Монсери, Сен-Малин и Шалабр посовещались и впятером направились к главным воротам. Кое-где раздавались выстрелы, пробегали группки растерянных гвардейцев; многие побросали оружие и кричали: