Принцесса на алмазах. Белая гвардия-2
Шрифт:
Оказавшись на очередном перекрестке, Мазур прекрасно видел, как блокировавшие их жандармы, за редкими исключениями, торопливо вытягиваются в струнку и отдают честь толпе завывающих старух — судя по этим редким исключениям (вольнодумцы, ага, атеисты местные, надо полагать), это был не приказ начальства, а собственная инициатива жандармов, почитавших необходимым выказать почет и уважение. И смеяться над ними безусловно не стоило: уж Мазур-то, за время своих странствий по глобусу повидавший кое что, безусловно не совместимое с материализмом, их прекрасно понимал. Он и сам порой, встречаясь взглядом с кем-то из маквела, испытывал смутное желание то ли взять под козырек, то ли оказаться
Уши закладывало от визга и воплей — да и запашок от ближайших исходил не самый приятный. Мазур, естественно, стоически держался — видывали вещи и похуже… Натали ни словечком не обмолвилась касаемо конечной цели парада — если только была такая — так что Мазур привычно выполнял свои обязанности, и только, глядя в оба, краешком глаза отмечая, как встречные горожане, за редкими исключениями меняясь в лице, жмутся к стенам, а кое-кто (порой даже осанистые, благополучные на вид) торопливо кланяются, сложив ладони ковшиком…
Едва на очередном перекрестке «генеральша» свернула в тихую улочку, а за ней последовала вся орава, Мазур повернул свою цепочку туда. И остановил, когда остановилась «генеральша».
Старуха, потрясая коровьим хвостом, что-то завопила со злобной радостью на сморщенной, размалеванной харе. Большинство ведьм, и она сама, и Натали, так и остались стоять — только с полдюжины выскочили вперед, закружили по улочке от тротуара до тротуара, хаотично выписывая круги и зигзаги по ведомой им одним системе (Мазуру показалось, что система, безусловно, имела место), скрючившись в три погибели, с невероятным для столь почтенных лет проворством подпрыгивали, едва не тычась носами в асфальт, медленно продвигались вперед, словно вынюхивая что-то. Ага, вот именно, ключевое слово — вынюхивали. Мазуру вспомнились кое-какие приключенческие книжки, прочитанные в детстве…
«Следопытш» словно всех и одновременно тряхнуло электрическим разрядом: они прямо-таки синхронно подпрыгнули на корточках, выпрямились, словно по неслышимой команде — и, вопя, визжа, вереща кинулись к ничем не примечательному двухэтажному домику под сенью раскидистых деревьев, больше всего напоминавшему обиталище буржуа средней руки. Выстроились перед ним в шеренгу, заорали вовсе уж нечеловечески — и туда, опять-таки словно получив неслышный простым смертным сигнал, кинулись, обгоняя друг друга, все остальные, встали перед домиком толпой, завывая и потрясая коровьими хвостами. Принцесса на сей раз стояла позади всех, не сводя с домика глаз, едва заметно усмехаясь со злобным торжеством, раздувая ноздри.
Дом казался необитаемым. Один только раз на втором этаже отдернулась занавеска, замаячила мужская незнакомая физиономия — положительно, искаженная нешуточным страхом — и тут же пропала. Ведьмы вопили. Понемногу их вопли перешли в скандирование одного-единственного, ясно различимого, но совершенно незнакомого слова:
— Ку-ром-бо! Ку-ром-бо! Ку-ром-бо!
Повернувшись к стоявшему рядом Леону, Мазур тихонько спросил:
— Куромбо — это что? Наверняка знаете.
Бельгиец покривил губы:
— Никаких ребусов. Куромбо — это злой колдун.
— Ага, — сказал Мазур. — Это, значит, и есть знаменитое «вынюхивание»?
— Знаете?
— Читал в детстве, — сказал Мазур. — Классика приключенческого жанра.
— А, ну да… Я тоже читал. А потом еще и собственными глазами видел в Африке, два раза. Нет, не в этой стране, в других — но принцип один и тот же… «Вынюхивание», ай-а. Вынюхали они злого колдуна, они это умеют…
— Так-так-так, — сказал Мазур. — И кто же в домишке обитает?
— Доктор Мукузели, — с кривой усмешкой
— Ах, вот оно что… — протянул Мазур, не переставая бдить. — Что-то мне подсказывает, что злым колдуном посчитают именно его, а не какого-нибудь повара или слугу…
— Да уж наверняка…
— Недурно, надо признать, — сказал Мазур. — Я так понимаю, его репутация понесет некоторый ущерб у тех, кто во все это всерьез верит? Даже вполне респектабельные горожане, я видел, в лице менялись так, словно верят… Да, плюха по репутации будет неслабая…
— Если бы только… — сказал Леон со странным выражением в глазах. — Если бы ограничилось только этим…
Припомнив прочитанное гораздо более подробно, Мазур спросил в некоторой растерянности:
— Не хотите же вы сказать, что его прямо сейчас начнут?..
— Ну что вы, — оскалился бельгиец. — Не прямо здесь и не прямо сейчас, как-никак столица, конец двадцатого века… Оба раза, когда я наблюдал эту церемонию, выявленных куромбо, и правда, убивали тут же, как велит вековая традиция — но дело оба раза происходило в захолустье. Хотя… Еще лет восемьдесят назад, в начале столетия, и здесь моментально собралась бы толпа, кинулась в домик и пристукнула бы там для надежности всех поголовно — в обиталище куромбо можно не стесняться и не маяться гуманизмом. Даже французы не стали бы вмешиваться, если бы в игре были одни черные, к тому же невысокого полета — они неплохо изучили местные традиции и не хотели бы заполучить неизбежные при вмешательстве белой полиции серьезные уличные беспорядки. Сейчас, здесь ничего подобного, конечно, не будет — и тем не менее лично я на месте Мукузели быстренько собрал бы вещички, едва эти мегеры уберутся, и быстренько улетучился куда-нибудь подальше…
— Что, это так серьезно?
— Серьезнее некуда, — веско сказал бельгиец. — Понимаете, теперь он меченый. Теперь он — вынюханный куромбо. Какового следует пристукнуть, чем скорее, тем лучше. В столице, поверьте моему жизненному опыту, найдется немало народу, который старинные традиции соблюдает старательно. Из бедных, не отягощенных образованием, особенно из тех, кто не так давно сюда перебрался из захолустья… Когда этакие новости разлетятся по городу — а в Африке это происходит особенно быстро — найдутся десятки желающих исполнить свой долг… — он жестко усмехнулся. — Исключительно по собственному побуждению, без малейшего науськивания тайной полицией или кем бы то ни было еще. Уж ведьмам-то виднее. И никто не сможет обвинить власти или полицию: таковы уж старинные традиции. Кстати, и присяжных для процесса над убийцей придется отлавливать с собаками и жандармами — Африка, знаете ли…
— Изящно, ничего не скажешь, — скупо усмехнулся Мазур. — И как же, по-вашему, поступит наш милый доктор?
— Сто против одного, презрительно фыркнет, пожмет плечами и останется в городе, — уверенно сказал Леон. — А зря… Но он, я уверен, так и поступит. Так оно и бывает со здешними гуманитариями, получившими образование в Европе: и европейцами не стали, и африканцами, собственно, перестали быть. Так, нечто непонятное, болтающееся ни там, ни сям. Большинство из них становятся жуткими материалистами, презирают старинные традиции как пережиток и суеверие. А зря, — повторил он с серьезным лицом. — Совершенно не принимают в расчет, что масса людей попроще всему этому до сих пор верит всерьез и сплошь и рядом при необходимости поступает как раз в соответствии с традициями, вопреки всякому материализму и атеизму… Одним словом, на месте Мукузели я бы быстренько унес ноги — но он этого не сделает, и наверняка не окажется рядом умного человека, давшего бы дельный совет… Рано или поздно… — он многозначительно умолк.