Принцесса на горошине
Шрифт:
Я улыбнулась.
– И тебя надо было замуж вовремя выдавать, - неожиданно выдал Лысовский. – Мы с Сашей ещё спорили на эту тему. А он ни в какую со мной не соглашался.
Мне стало откровенно не по себе, и я аккуратно попросила:
– Дядя Гриша, давайте не будем. Я к вам по-другому вопросу приехала. Разговор есть… пикантный.
– Ого, - вырвалось у него, а в глазах зажглась насмешка и хитринка. – Тогда предлагаю поговорить в другом месте, а не здесь. – Он раскинул руки, предлагая оценить простор с идеально подстриженными
Я снова улыбнулась, на этот раз через силу. Вдруг вспомнилось, что папа всегда задабривал меня мороженым.
К ресторану рядом с пирсом мы добирались на электрокаре. Для передвижения по территории загородного клуба, они, без сомнения, были удобны, но я всё равно чувствовала себя немножко глупо, сидя позади, спиной к водителю, и цепляясь за маленький поручень, чтобы ненароком не свалиться. Вздохнула с облегчением, когда мы, наконец, припарковались рядом с рестораном. Я спрыгнула с неудобного, узкого сидения, одёрнула подол узкой юбки, и суетливым жестом откинула за спину волосы. А Лысовскому всё было весело. Он, как мальчик, выскочил с переднего сидения, взглянул на меня, и рассмеялся.
– Как тебе развлечения старика?
– Мило, - выдавила я из себя.
Оказавшись сидящей за столиком в ресторане, я почувствовала себя спокойней и увереннее. Пал Палыч остался ждать меня на улице, а я смотрела на тёмную воду озера, блестевшую в солнечных лучах, и ждала, когда мне принесут кофе и мороженое.
– Так что у тебя случилось, девочка? Совет директоров бунтует? Я слышал, ты была, навела там шороха, - улыбнулся Лысовский.
Я отмахнулась.
– Не было там никакого шороха. Я испугалась, и разговаривать с ними не стала. Решила взять паузу.
– Правильно.
– Дядя Гриша, отец вам ничего не рассказывал? Про завещание?
– А что с его завещанием? – удивился он. – Всё тебе достанется. Ты одна-единственная, кровинка его.
– Да я не об этом, - вздохнула я. – Я о компании.
– А, в этом смысле. Мы с ним обсуждали возможность его преемника, но он определиться никак не мог. Было у него несколько кандидатур.
– Даже несколько, - удивилась я.
– А что? Это такое дело, Марьяна. Всегда нужно иметь запасной вариант.
– То есть, мне ждать? Когда завещание огласят?
– Думаю, да. Торопиться, точно, не стоит. Поспешность, вообще, дело неблагодарное.
– Хорошо, - согласилась я, - я подожду.
– Так тебя это беспокоит?
– Нет. Точнее, не только это, - запуталась я.
– Тогда говори.
Мне принесли мороженое, я поковыряла его ложечкой, съела крупную малину, что лежала сверху. Она приятным, сладким сиропом растворилась на языке. Я даже глаза от удовольствия на мгновение прикрыла. Но бесконечно тянуть нельзя было, поэтому я снова на Лысовского посмотрела.
– Дядя Гриша, расскажите мне о матери.
– О матери? – удивился он. –
– То, чего я не знаю.
Григорий Филиппович в задумчивости хмыкнул, смотрел на меня, а глаза у самого хитрые-хитрые.
– Если отец тебе не рассказал, то мне откуда знать?
Я смотрела на Лысовского и понимала, что он со мной играет. Как в детстве. Уговаривает меня всякими глупостями, чтобы я перестала требовать ещё одну порцию мороженого.
– Дядя Гриша, у меня вчера гостья была, - выдала я ему без обиняков. – Говорит, что сестра моя. Родная, по матери.
Григорий Филиппович смотрел на меня, не моргая, после чего в задумчивости хмыкнул.
– Даже так, - проговорил он. И тут же признал: - Быстро они подсуетились. Где нашли?
И хотя от его слов у меня перехватило дыхание, от волнения, я всеми силами постаралась сохранить спокойствие, и проговорила:
– Караулила меня, у городской квартиры.
– Видать, хваткая особа.
– Вся в мать? – догадалась я.
Лысовский вздохнул, на этот раз совершенно искренне.
– Марьяна, ты пойми, отец же не просто так от тебя правду скрыл.
Я обстоятельно кивнула.
– Понимаю. Что не просто так. Но это, знаете ли, не фантики какие-нибудь. Это моя мать. Живая женщина. А папа её похоронил.
Лысовский откинулся на спинку стула, молчал. То меня разглядывал, то тоже на озеро смотрел. Думал. А я ему не мешала.
– Всё это было, конечно, ожидаемо, - проговорил, наконец, Лысовский. – Что она объявится. Но там, Марьяна, история некрасивая вышла. Что тут скрывать. Банальная, но некрасивая.
– Расскажите, - попросила я. – Я пыталась найти ответ в бумагах отца, но там ничего об этом нет. Да и вряд ли я что-то пойму, даже если найду бумаги о разводе, или что-то подобное.
Григорий Филиппович выдержал ещё одну паузу. Затем признался:
– Странно всё это обсуждать. С тобой, когда Сашки уже нет, да еще после стольких лет. Много лет об этом не говорили, я уж, признаться, и думать забыл. – Он на меня посмотрел: - Так говоришь, дочка у неё ещё?
Я кивнула.
– Двадцать четыре года.
– Не такая уж и большая разница между вами. Что про мать говорит?
– Ничего не говорит. Сказала, что меня обманули, что мама жива-здорова. Живёт в Ржеве.
Лысовский неожиданно хмыкнул.
– Что ж, туда ей и дорога.
– Дядя Гриша, вы знали… что она жива?
– Да знал, конечно. – Он неожиданно потёр шею, словно, неожиданно устал, или ему в один момент стало жутко неловко. – От меня-то такое разве скроешь?
– А от остальных, значит, можно?
Лысовский руками развел.
– Да особо никому и интересна её судьба не была. Сашка версию озвучил, все поверили, посочувствовали, да и думать забыли. Никто же от него подтверждения и документов не требовал. На похороны никто не просился, и на поминки. Остался мужик с ребенком на руках.