Принцесса-невеста

Моргенштерн С.

Можете ли вы поверить, что в оригинале у Моргенштерна эта глава – самая длинная в книге?

Пятнадцать страниц о том, как Хампердинк не мог жениться на простолюдинке, и они спорили и боролись со знатью, в конце концов нарекли Лютик принцессой Хаммерсмита, малюсенького клочка земли где-то в задней части владений короля Лотарона.

Затем волшебник занялся королем Лотароном, и восемнадцать страниц посвящены описанию средств лечения. (Моргенштерн ненавидел врачей, и всегда с горечью отзывался о том, что работа волшебников была объявлена во Флорине незаконной.)

И

семьдесят две – я посчитал – семьдесят две страницы обучения принцессы. Он описывает жизнь Лютик день за днем, месяц за месяцем, пока она изучает все способы сделать реверанс и налить чай, и узнает, как обращаться к наносящим официальный визит набобам, и так далее. Всё это в сатирическом русле, конечно же, ведь Моргенштерн ненавидел королевскую власть даже сильнее, чем врачей.

Но с точки зрения повествования на 105 страницах не происходит ничего. За исключением следующего: «Так мало-помалу прошло три года».

Пять – ОБЪЯВЛЕНИЕ

Большая площадь столицы Флорина была, как никогда прежде, заполонена в ожидании представления будущей невесты принца Хампердинка, Лютик, принцессы Хаммерсмитской. Толпа начала собираться где-то за сорок часов, но за двадцать четыре часа до события на площади ещё было меньше тысячи человек. А затем, по мере того как момент представления невесты принца приближался, со всех концов страны начали собираться люди. Никто ни разу не видел принцессы, но слухи о её красоте не прекращались, и каждый новый был менее правдоподобен, чем предыдущий.

В полдень принц Хампердинк появился на балконе отцовского замка и поднял руки. Толпа, размер которой к этому моменту уже стал опасен, медленно утихла. Говорили, что король умирает, что король уже умер, что король давно мёртв, что король в порядке.

– Мои подданные, мои возлюбленные, дающие нам силы, сегодня день приветствия. Как вы наверняка слышали, здоровье моего почтенного отца уже не то, что раньше. Конечно, ему уже девяносто семь лет, кто мог бы требовать большего. И, как вы тоже знаете, Флорину необходим наследник мужского пола.

Толпа начала волноваться – это должна быть та леди, о которой они столько слышали.

– Через три месяца наша страна отпразднует своё пятисотлетие. Чтобы отпраздновать это празднование, я, на закате этого дня, возьму в жёны Лютик, принцессу Хаммерсмитскую. Вы ещё не знаете её. Но сейчас вы её встретите, – он взмахнул рукой, и двери балкона распахнулись, и Лютик вышла на балкон и встала рядом с ним.

И толпа, без преувеличения, ахнула.

Двадцати однолетняя принцесса далеко превосходила восемнадцатилетнюю плакальщицу. Все недостатки её фигуры исчезли, тот локоть, что был слишком костляв, стал округлее, противоположное пухлое запястье не могло быть идеальнее. Её волосы, что когда-то были цвета осени, всё ещё были цвета осени, но раньше она ухаживала за ними сама, а теперь у неё были пять работающих полный день парикмахеров, которые делали это за неё. (Это было далеко после парикмахеров; на самом деле, парикмахеры существовали с того самого момента, как появились женщины. Адам был первый, хотя последователи короля Иакова [8]старательно

пытаются замутить этот факт.) Её кожа всё ещё была словно зимние сливки, но теперь, когда по две служанки было приставлено к каждой её конечности, и ещё четыре к остальному телу, она, при определённом освещении, казалось, издавала мягкое, движущееся вместе с самой Лютик, сияние.

Принц Хампердинк взял её руку, высоко поднял, и толпа разразилась одобрительными криками.

– Достаточно, мы не хотим слишком большой шумихи, – сказал принц, и направился обратно в замок.

– Они ждали, особенно некоторые, так долго, – ответила Лютик. – Я бы хотела пройтись между ними.

– Мы не ходим среди простолюдинов, если этого возможно избежать, – сказал принц.

– В своё время я знала более чем достаточно простолюдинов, – возразила ему Лютик. – И я не думаю, что они навредят мне.

И с этими словами она покинула балкон, через мгновение появившись на широкой лестнице замка, и, в одиночестве, с распростёртыми объятиями, спустилась к толпе.

Куда бы она ни направилась, толпа разделялась. Она пересекала и перепересекала Большую площадь, и каждый раз люди перед нею расступались, давая ей дорогу. Лютик шла, двигаясь медленно и с улыбкой, одна, словно какой-то земной мессия.

Большинство бывших там людей никогда не смогут забыть этот день. Никто из них ни разу в жизни не был так близко к совершенству, и большинство сразу же полюбило её. Были, конечно же, те, кто, хотя и признавали, что она была довольно приятна, воздерживались от оценки её в качестве королевы. И, конечно же, были и те, кто просто завидовал. Лишь немногие ненавидели её.

И лишь трое планировали её убить.

Лютик, конечно же, ничего этого не знала. Она улыбалась, и когда люди хотели прикоснуться к её платью, она позволяла им, и когда они хотели прикоснуться к её коже, она позволяла им и это. Она упорно училась держаться по-королевски, и очень хотела справиться с этим, а потому сохраняла осанку прямой, а улыбку нежной, и, если бы кто-то сказал ей, что смерть её была так близка, она бы лишь посмеялась. Но

в самом дальнем углу Большой площади

в самом высоком здании в округе

в темноте самой тёмной тени

человек в чёрном стоял в ожидании.

Его сапоги были из чёрной кожи. Его штаны были чёрными, как и его рубашка. Его маска была чёрной, чернее воронова крыла. Но самыми чёрными были его сверкающие глаза.

Сверкающие, жестокие и неумолимые.

После своего триумфа Лютик была сильно изнурена. Прикосновения толпы утомили её, поэтому она немного отдохнула, а затем, во второй половине дня, надела свой костюм для верховой езды и пошла за Конём. Лишь эта часть её жизни не изменилась за предшествующие годы. Она всё так же любила кататься верхом, и каждый день, позволяла то погода или нет, она в течение нескольких часов ездила одна по раскинувшимся за замком диким землям.